"Константин Иванович Тарасов. После сделанного" - читать интересную книгу автора

было что-то неприятное, какое-то скрытое предупреждение, недобрый знак, но
ничего не услышалось и рефлекс настороженности не включился. Явилась,
правда, обычная мыслишка о том, что стеречься, беречься надо на этом свете,
но ведь всегда и берегся, и потому промелькнула она мелкой мошкой -
бесследно. Да и чего можно было сторожиться в собственной квартире в
присутствии жены, которая в спальне, мурлыкая, перебирала свою мануфактуру.
Хотя и в этом следовало разглядеть странность - отчего наперекор привычной
лености побудилась она перебирать тряпье в чемоданах? Потом, да уже прямо
назавтра, нашлось объяснение - пустая, глупая дура, но тогда, в седьмом
часу вечера, Децкий только удивился не свойственному ей порыву к порядку.
Хотелось пить.
- Ванда! - позвал Децкий. - У нас пиво, компот, вода есть?
- Все тебе подай! - откликнулась жена. - Сам с ногами.
Децкий прошел на кухню, открыл холодильник, глянул по полкам и вдруг
заметил под морозильной камерой бутылку посольской водки. Прозрачна была
водка и сияла, как бриллиант. Он коснулся бутылки - ладонь ощутила ледяной
холод промерзшего стекла. "Выпью!" - внезапно решил Децкий, и сложилось
вслед убедительнейшее обоснование: "Выпью и лягу спать!" Отчего зажглось
пить водку, почему не возникло в душе разумное сомнение, стоит ли,
какой-такой праздник, какая нужда, есть ли повод, - отчего нашел странный
такой стих, Децкий, обдумывая назавтра череду совершенных глупостей,
объяснить не мог. Приступ сумасшествия случился, не иначе. Вот уж где,
действительно, дернул черт. Нашептал выпить, и выпилось мягко, как нарзан,
- полстакана. Децкий закурил, снял вкус водки табачным дымом и вернулся в
гостиную.
Жена уже не мурлыкала, вообще, ни звука, ни движения не слышалось в
спальне. Эта, лишенная признаков жизни, тишина вызвала в Децком
любопытство. Он заглянул: Ванда стояла возле шкафа и зачарованно
рассматривала сберкнижку. Ничего особенного, или запретного, или дурного в
таком интересе не было, но Децкого вдруг пронизала грубая неприязнь к жене,
к груде импортного тряпья, разложенного на кроватях, к сизой, мертвенного
цвета сберкнижке. Даже наряд жены - бикини и котурны на толстой подошве,
придававшие ей вид американской сексбомбы, - вызвал раздражение.
- Юра! - мрачно сказала жена. - Зачем ты взял двенадцать тысяч?
- Что? - не понял Децкий.
Ванда повторила.
- Ты что, сдурела? - искренне поразился Децкий.
- Что ж я, слепая? - вспыхнула Ванда. - Или идиотка неграмотная,
читать не умею? На, глянь, если ты такой умный.
Децкий глянул - и онемел. Действительно, последняя запись фиолетовыми
чернилами свидетельствовала, что из общей суммы в шестнадцать тысяч триста
рублей двенадцать тысяч были сняты и что случилось это 24 числа прошлого
месяца, четыре недели назад.
Децкий долго и тупо разглядывал размашистую запись.
- Ну что, кто сдурел? - язвительно спросила Ванда.
- Да погоди ты, - отмахнулся Децкий.
- Может, ты подарил кому-нибудь? - не унималась Ванда. - Скромный
такой презент...
Намек, что он мог подарить двенадцать тысяч какой-нибудь любовнице, и
особенно злобный тон намека взбесили Децкого. Было что ответить, уже