"Константин Иванович Тарасов. Испить чашу " - читать интересную книгу автора

достаточной основы. На огромном просторе от балтийских берегов до
черноморской выпаленной степи, от вавельского замка до малородных
смоленских подзолков унесло тем апокалипсическим половодьем треть
населения. Кое-где больше. В Белоруссии - под три миллиона жизней; по той
численности народа - каждого второго затянули на дно яростные виры. Это,
разумеется, в среднем. На сотнях тысяч квадратных верст по стреле от
Полоцка до Полесья вымыло людской посев до пятой части в остатке. Миллионы
исчезли - жили-были, худо ли, хорошо ли плыли по течениям короткого
людского века, и вдруг в три, пять лет пуста стала от них земная
поверхность - как постигнуть?.. Бесчувственны и непонятны астрономические
цифры, веет от них космическим холодком; да и как пожалеть два миллиона
погибших, не умещаются они в малом пространстве человеческого воображения,
а когда статистика спрессует их в семь знаков арабской цифири, тогда быстро
проваливается такой семигранный чугунного веса кристаллик сквозь тонкую
сеть нашей избирательной памяти. А ведь каждый из двух миллионов погибал
отдельно, и разрушался при этом тоже отдельный душевный мир... И что с
того, что способов погибели изобретено четыре: битвы, голод, мор, разбой, -
возводясь в кубы и квадраты, становятся они вполне достаточны для потопа...
Тонули люди, захлебывались в крови... Да вот экая странность - в этом
крошеве судеб природа человеческая показала твердую неизменность: и любовь
пламенила людей, и дети рождались - надолго ли жить, другой вопрос; кто-то
богател, кто-то рос славой, плелись крупные и ничтожные интриги, честолюбие
вело и на смерть, и на измену, приходила и убегала удача, даже совесть
проклевывалась сквозь коросту грехов и, вопреки бросовой дешевизне десяти
заповедей, производила свою работу в избранных единицах... Вот такая
единица под именем Юрия Матулевича и появится скоро в повести, двигаясь по
своему отрезку временной координаты. Тут требуется краткое пояснение
событий, в силу каких воин двадцати трех лет, поднявшийся в веское звание
поручника, с тяжелой рукой, наделенной талантом глубокого сабельного удара,
с головой, которую отцы-иезуиты Полоцкого коллегиума нашпиговали всякой
всячиной по тогдашней учебной программе, сбив воедино риторику с поэтикой,
намеки на коперниковскую систему, азы латинского языка, кое-что из римской
и родной старины и начальный раздел демонологии, относящийся к бесам, - так
вот, в силу каких событий этот молодой образованный офицер оказался
освобожденным в погожие майские дни от военных забот и в товариществе
земляков рысил через вымершие и перебитые деревни в родной Игуменский
повет?
Собственно, события эти известны читателю со школьной скамьи - так что
достаточно будет беглого пунктира. Лишь потянуло теплом чаянной воли от
разгрома Хмельницким коронных гетманов в бабье лето сорок восьмого года,
как из курных хат вырвалась отточенная вековыми муками мужицкая ненависть -
и пошла воздавать, и заметалась предсмертным курьим бегом гордая шляхта. Уж
тут просто: как аукнется - так и откликнется. Сто лет шляхта давила
прикрепленный народец, как в голову взбредет, - настал час и ей похрипеть
под тяжелыми сапогами. Естественно, заработало золото: пришли немецкие
рейтары, венгерские драгуны, слепились шляхетские полки - началось
шестилетнее гашение пожара кровью. Зверской жестокости человек возглавил
шляхту и наемников - самый крупный белорусский магнат, польный гетман Януш
Радзивилл. Когда удавалось взять восставший город, победить казачий полк,
упивался пан Януш человеческой кровью, словно вампир. Так половина Бреста