"Игорь Тарасевич. Мы должны говорить друг с другом (маленькая повесть)" - читать интересную книгу автора

Матерясь и время от времени сплевывая в окошко кабины, Хочуван выехал,
со скандалом и криком, без очереди налил на нефтебазе полную бочку и порулил
по проселку. У концевого вентиля бензовозки неслышно для водителя билась о
сталь маленькая латунная пломбочка.
Звук толкал машину вперед: сколько? - полметра клиренс, тонкие ржавые
ромбики стальных рессор, подвеска, над метровым колесом - ступень кабины,
сиденье персидского шаха - мягкое - еще полметра, да еще столько же. Метр -
туловище - с руками за баранкой. И сверху, от дороги совсем высоко-голова с
усами. Двигатель натужно гудел, и с высоты широкий мир разворачивался перед
глазками Хочувана. Неизменным, постоянным было стекло кабины - на его
выпуклый лоб нависли, словно черные прядочки, щетки дворников, а все
остальное менялось под взглядом. На поворотах, чуть переложи, словно
штурвал, баранку, передок машины начинало тянуть вбок, и округа скользила со
стороны на сторону, словно в игровом автомате, и втягивалась под идущее
малым радиусом колесо, быстро мелькающее из-под крыла грубыми, родными
ребрами покрышки. Сплюнув, Хочуван перекладывал штурвал в обратную сторону,
и колесо уходило в глубь, в нутро машины, округа начинала скользить назад, и
капот снова нависал над дорогой впрямую, двигатель под клепаным зеленым
листом вскидывался на перегазовке, но болты держали его мертво, и двигатель
тянул свое "а, а, а, а", и под вой грунтовка кушалась безостановочно, и
становилась, пережеванная колесами, стоячим на жаре облаком коричневой пыли.
Облако не сходило десять-пятнадцать секунд - там, где прошла машина
Хочувана, вмиг набивавшиеся взвешенной пылью глаза идущего по дороге не
видели ничего, губы выплевывали песчаную пудру:
- У, падла! Ездиют!
Дорога, как всегда, угомонила, успокоила. Дорога понимала, говорила,
хотя, наверное, не знала по-ойкуменски. За час Хочуван сделал три четверти
маршрута, и его лицо устало раздобрелось, щеки опустились, усы, тоже
опустившись, выгнулись сами по себе вверх, словно живущие отдельной жизнью.
Хочуван замурлыкал из Аллы Пугачевой, чуть перефразируя текст:
крыша неновая,
крыша... евая,
папа!..
Он даже покрутил головой от удовольствия - искусство, едри его!
Полезное дело!
...папа!
Купил автомобиль!
На обочине, левыми колесами заехав в кювет, а правыми смяв зеленую
стенку пшеницы, стояли такие же зеленые "Жигули". Владелец сидел в кювете
спиной к дороге и, повернув шею, равнодушно глядел на приближающийся ЗИЛ,
потом, сообразив, вскочил. Шевелюра владельца была светло-русой, российской.
Увидев такое дело, Хочуван остановился. Облако пыли, тянувшееся за ним,
качнулось по инерции вперед и тоже остановилось, рассеиваясь. В коричневом
тумане снова прорезались зеленые "Жигули" и выставленный человеческий зад в
джинсах - автомобилист, не успев забежать в кабину, отвернулся от пыли и
зачем-то встал на четвереньки. Поднявшись, он неприязненно посмотрел на
Хочувана. Под волосами у него, отметил Хочуван, поблескивала начинающаяся
лысина. "Нервный", - подумал Хочуван и спросил:
- Че, помочь? - До Кратова дотяни - трешку дам, - выговорил владелец,
усмехаясь и снова усаживаясь в кювете.