"Дмитрий Тарасенков. Человек в проходном дворе " - читать интересную книгу автора

- Может, заложим? - спросил голос из-под простыни, и снова блеснул
один глаз.
- С утра не пью, - отрезал я, решив, что, придерживаясь тактики
коротких ответов, я выиграю больше.
- Ну-ну. А чемодан ты свой на хранение сдай. Сопрут.
- Не сопрут. Тут и переть-то нечего.
Я вынул рубашки и положил их в тумбочку, чтобы не мялись.
- Жарища какая, а? - сказал сосед.
- Как в Африке, - сказал я.

- Американцы со своими водородными бомбами климат испортили.
Допрыгались, гады!
- Проклятые империалисты, - сказал я. - Не хватало еще, чтобы снег
пошел.

- А в Антарктику не хочешь с белыми медведями на льдине покататься?

- Хочу. Душ здесь где?
- Этажом ниже.

Все правильно: местные товарищи прислали точное описание места и
возможных действующих лиц трагедии. Я повесил полотенце на плечо, вышел в
коридор и стал спускаться по лестнице. На площадках висели пыльные зеркала
в вычурных металлических рамах: сверху были пристроены веночки, их держали
позолоченные пузатые купидоны. Гостиница была старой постройки и раньше
принадлежала, наверное, какому-нибудь прусскому юнкеру. Я представил его
себе с пышными усами, в крахмальном стоячем воротничке, а его супругу - в
гладком платье с короткими рукавами-пузырями. Однажды мне пришлось провести
две недели, не выходя на улицу, в пустой квартире, где в старомодном
книжном шкафу лежали комплекты "Нивы" за все годы, и с тех пор все, что
относилось к началу века, я представлял себе по тем иллюстрациям.

В коридоре этажом ниже стояли козлы, пол был заляпан краской. Пахло
известью. У стены лежала груда неструганых белых досок. "Есть какая-то
закономерность в том, что ремонт в гостиницах затевается именно летом, в
разгар сезона, - подумал я. - Профессиональная тайна директоров и
администраторов". Я взглянул на часы. До обеденного перерыва было еще
далеко, а рабочие между тем отсутствовали. "Собрались где-нибудь
перекурить", - решил я.
Дежурная по этажу (вернее, по двум этажам сразу - тому, где я
остановился, и этому) сидела возле канцелярского стола и листала "Огонек".
Я присел рядом, на край кожаного дивана - близнеца тех, что украшали
вестибюль, - кашлянул и спросил старческим голосом.
- Как насчет душа, милая? Функционирует?
- Угу. Тридцать копеек, - ответила она, не отрываясь от журнала.
- А у меня большое несчастье, - сказал я проникновенно и сделал
несчастное лицо. - Я бумажник потерял, и деньги, и все-все.
Она все-таки подняла голову.
Она была некрасива, но в ней имелась какая-то изюминка - это я отметил
еще в комитете, знакомясь с делом. Большие глаза, очень большие. Гордая