"Сергей Таранов. Творцы прошлого (Книга I)" - читать интересную книгу автора

таблички с надписью

Докторъ ?.Т.Парамоновъ
Дамскiя бол?зни

были прибиты лишь цифры "1" и "4", также закрашенные краской, как и
сама дверь. Более того, вместо бронзовой головы льва, из пасти которой еще
накануне торчал шнурок дверного колокольчика, к дверному косяку были прибиты
целых шесть кнопок новомодных в Петербурге электрических звонков. Под этими
кнопками на деревянных дощечках чернилами были написаны чьи-то неизвестные
Пчелкину фамилии и инициалы. Впрочем, одна из фамилий показалось Вольдемару
знакомой. Фамилию Сивочалов носил дворник Пахомыч. Но, как бы издеваясь,
озорники приписали слева от нее слово профессор. Может, среди дворников этот
отставной вице-фейерверкер, ветеран Русско-Турецкой войны, и мог называться
профессором, но жить в докторской квартире ни он, ни его дети и внуки никак
не могли бы и мечтать. Да и кто даст профессорское звание человеку с такой
подлой и, по выражению Чехова, лошадиной фамилией?
Вольдемар оглянулся на свою дверь. Его табличка была целой и на ней,
как и вчера, было написано:

Вольдемаръ Афанасiевъ Пчелкинъ
Титулярный сов?тникъ

- Дай Бог, чтобы Феофилакт Тихонович успел починить дверь до
понедельника. Придут пациентки, вот сраму-то будет, - подумал Вольдемар. -
Грамотеи. А "ер" в конце за них Пушкин будет ставить? Не иначе вахмистр
Волин из роты Братцева писал. Вон и в слове "Белецкий" вместо десятеричного
"i" восьмеричное "и" стоит. Волин этот - такой же негодяй, как и Братцев,
только из нижних чинов. За эти шуточки его из семинарии в свое время и
выгнали. Вместо сокращения "хер" и "слово", то есть Христос, намалевал
"" -"хер", "кси" и "зело", а сверху титло поставил. Славянскими цифрами это
читается как шестьсот шестьдесят шесть. Богохульство неслыханное. Ректор в
той семинарии уж больно добрый был. В солдаты его отдал. А так загремел бы
кандалами по приговору Святейшего Синода до самого Сахалина. Митька Братцев,
когда еще был корнетом в армейской кавалерии, заприметил его. Почувствовал
родственную душу. И когда в гвардию переходил, его к себе в денщики взял, а
потом постепенно и вахмистром сделал.
С этими мыслями, постукивая тросточкой по испорченным перилам,
Вольдемар стал спускаться по лестнице. К тому, что двери Белева и купца
второй гильдии Вершкова были также испорчены кнопками от звонков и такими же
табличками, он отнесся уже более спокойно. Но то, что он увидел на площадке
между вторым и третьим этажами, повергло его в гнев и ужас. Прямо посреди
стены красками было нарисовано изображение мужского детородного уда, под
которым красовалось его нецензурное словесное обозначение.
Увидев это, Вольдемар решил непременно заехать после приема в
Василеостровскую часть и присоединить свою жалобу к жалобам соседей, которые
уже наверняка туда поступили. Однако, взглянув на брегет, он понял, что
времени у него еще предостаточно, и потому решил наведаться на квартиру к
домовладелице мадам Уншлихт и выразить свое возмущение нерадивостью
дворника, который, как он теперь вспоминал, вчера не закрыл за ним даже