"Танидзаки Дзюнъитиро. Ключ " - читать интересную книгу автора

бредовая фантазия, но мне безрассудно хотелось верить в эту фантазию. Мысль
о том, что эта женская плоть с прекрасной белой кожей, послушная, как труп,
любой моей прихоти, в действительности была жива и в сознании, доставляла
мне невыносимое наслаждение. Но если допустить, что она все-таки спала,
стоит ли записывать в дневник, как я предавался своим порочным забавам? Я
почти не сомневаюсь, что жена тайком читает мой дневник, поэтому теперь,
когда я написал обо всем, она прекратит напиваться... Нет, не прекратит,
иначе это будет доказательством, что она прочла дневник. Если же не прочтет,
ей неоткуда узнать, что с ней происходило, коль скоро она была без сознания.
Начиная с трех я больше часа рассматривал тело жены, погружаясь в
неистощимое наслаждение. Разумеется, я не ограничился безмолвным
созерцанием. Если она притворяется спящей, я решил - испытаю, до какого
предела она сможет упорствовать. Поставлю ее в такое постыдное положение,
что ей волей-неволей придется до конца притворяться спящей. Пользуясь
случаем, я вновь и вновь проделывал с ней все те проказы, которым она так
упрямо противится, те самые шалости, которые она называет навязчивыми,
гнусными, постыдными, извращенными. Впервые я смог осуществить так давно
томившее меня заветное желание вволю пройтись языком по этим великолепным,
красивым ножкам. Я испробовал на ней еще много такого, о чем, выражаясь ее
языком, даже писать в дневнике стеснительно. В какой-то момент я, из
любопытства - какова будет ее реакция, поцеловал в одно чувствительное место
и нечаянно уронил ей на живот очки. Она вздрогнула и заморгала, будто
просыпаясь. Я невольно отшатнулся и поспешил погасить флюоресцентную лампу,
погрузив комнату в темноту. Набрав в рот воды из чашки, в которую я подлил
кипятка из чайника, гревшегося на печи, я разжевал таблетку люминала и
полтаблетки квадронокса и передал получившуюся смесь изо рта в рот жене.
Она, точно в полусне, послушно проглотила. (Такая доза может не
подействовать. Но я дал ей выпить, вовсе не желая во что бы то ни стало ее
усыпить. Я решил, что теперь ей будет проще притворяться спящей.)
Удостоверившись, что она уснула (или же сделала вид, что уснула), я
приступил к осуществлению последней цели. К этому времени я, не встречая со
стороны жены сопротивления, сумел выполнить достаточно подготовительных
маневров, чтобы достигнуть высшей степени возбуждения, и сам удивился, какую
смог проявить прыть. Этой ночью я не был, как прежде, воплощением малодушия
и робости, я нашел в себе в избытке сил, чтобы одолеть ее похоть. Надо будет
почаще доводить ее до опьянения. И все же, несмотря на то, что она несколько
раз, как говорится, "совершила переправу", похоже, полностью так и не
проснулась. Она точно пребывала между сном и явью. Порой приоткрывала глаза,
но смотрела невидящим взором. Медленно двигала руками, но точно сомнамбула.
Больше того, она, чего никогда не бывало прежде, сама искала своими руками
мою грудь, руки, щеки, шею, ноги. А ведь до сих пор она смотрела на меня и
притрагивалась ко мне лишь в той мере, в какой это было необходимо. И именно
тогда с ее губ сорвалось, точно сквозь сон: "Кимура!.." Тихо, очень тихо, и
только один раз, но я услышал отчетливо. Было ли это и вправду сказано во
сне, или же она под предлогом, что якобы спит, проговорилась нарочно,
остается для меня загадкой. Можно толковать по-разному. Видела ли она во
сне, что ублажает Кимуру, или же, притворяясь спящей, высказывала желание,
чтобы на моем месте был Кимура, а может быть, имелось в виду: "Если не
прекратишь меня напаивать и вытворять со мной то, что делал нынче ночью, мне
каждый раз будет сниться, что я с Кимурой!" В девятом часу утра позвонил