"Александр Таненя. Родная душа " - читать интересную книгу автора

начало выравниваться. По крайней мере, он явно перестал задыхаться. Потом
наметились более серьезные признаки улучшения. Ханыч начал приподнимать
голову и наконец попробовал встать. Кое-как "облокотился" на передние лапы,
но заднюю часть тела поднять так и не смог. Я сначала подумал - ослаб, мышцы
не справляются. Но оказалось, что задние лапы его просто парализовало.
Чума-то, как выяснилось, прошлась по нему по полной программе - одновременно
в легочной, нервной и желудочной формах. Соответственно, задними лапами он
не только шевелить не мог - он их даже не чувствовал. Поэтому, когда мы с
ним в первый раз выбрались на прогулку, выглядело это так: передние лапы
пытаются идти, все остальное висит на полотенце, продетом под пузо.
Тут надо сказать, что к нему практически сразу вернулась прежняя
непрошибаемая наглость, которую кто-нибудь другой, возможно, назовет
несгибаемым присутствием духа. Нет, он не был отморозком - ни тогда, ни
позже ни на кого попусту не бросался, даже не рычал. Просто, если уж он
шел - так ОН ШЕЛ, а на четырех лапах или только на двух - не имеет значения.
Вплоть до открывания лбом двери в подъезде. Видимо, она тоже обязана была
посторониться: Ханыч идет!
Я сам тогда еще ходил плоховато, так что совместные прогулки служили
"лечебной физкультурой" нам обоим. И вот однажды, заводя, а вернее,
наполовину занося Ханыча в подъезд, я по неловкости прищемил ему заднюю
лапу. Беспомощно волочившийся палец с когтем угодил под железную дверь... и
мой пес взвизгнул от боли. Для меня этот жалобный визг прозвучал музыкой,
ведь он говорил, что к парализованным лапам стала возвращаться
чувствительность. Значит, есть надежда снова заставить их двигаться! Благо я
знал на собственном опыте, как это происходит.
И я взялся за дело! Перво-наперво я потащил Ханыча плавать. Собаки все
от природы умеют плавать, даже те, которые об этом и не догадываются. У меня
тогда был автомобиль "Нива", позволявший выезжать на Финский залив и
добираться через пески прямо к воде. Я все на том же длинном вафельном
полотенце затаскивал Ханыча в воду и вынуждал плыть, он греб передними
лапами, а я то страховал его, то подныривал снизу - посмотреть, что там у
него делается с задними, не начали ли шевелиться. Стелил ему ипликатор
Кузнецова на голые камни, чтобы воздействовать на нервные окончания... Народ
на пляже над нами украдкой посмеивался: собрались, мол, два инвалида, хозяин
еле ноги переставляет - и кобель у него такой же. А потом я сделал вот что.
Привез однажды с собой детскую надувную лодочку, посадил в нее Ханыча,
отбуксировал на глубину и... вытащил пробку. Лодочка сдулась, ротвейлер,
привыкший к моей постоянной поддержке, неожиданно оказался в воде. И без
полотенца под брюхом. Глаза у него натурально полезли на лоб, он принялся
судорожно грести в сторону берега...
Вот тут у него и дернулась впервые задняя лапа.
Помню, как он плыл к берегу, тараща глаза и отчаянно скуля. Не от
страха, он вообще по жизни ничего не боялся, просто, как видно,
пробуждавшиеся нервы причиняли ему очень серьезную боль. Полноценно выйти на
берег он, конечно, не смог, выполз на передних, но задние уже шевелились,
пытались поддерживать тело, и это было отчетливо видно. Победа!
У меня сразу прибавилось энтузиазма. Гуляя с ним, я начал понемногу
ослаблять полотенце, чтобы задние лапы понемногу принимали нагрузку. Дело
шло на лад, а когда мне стало казаться, что полотенце вот-вот можно будет
вовсе убрать, произошло следующее.