"Арон Тамаши. Грозовая ночь" - читать интересную книгу автора

рядом, и путники отчетливо слышат, как паренек кричит, подбегая:
- Хозяин! Сам святой Иосиф явился с Марией!
Бенке смеется - ишь, за святого Иосифа приняли.
- Слышишь, Аннушка?
- Слышу, - уже успокаиваясь, отзывается жена.
Но вот показывается хозяин. Он идет, щурясь от яркого факела, и,
подойдя ближе, тотчас узнает все семейство.
- Это ты, Бенке? - спрашивает он.
- Мы, - отвечает Бенке.
- Жена захворала?
- На сносях.
Старик совсем уж было подхватывает Аннушку на руки, но Бенке опережает
его. Он вносит ее в хибарку и не спускает с рук, пока хозяйка поспешно
стелет для нее постель. Потом он укладывает жену на подушки и глубоко
вдыхает пропитанный молочным запахом воздух.
- Ну, дело сделано, слава богу... - Потом обращается к хозяйке: -
Тетушка Илла, а вы за повитуху сможете?
- Коли надо, смогу, - отвечает старуха.
- Да она и с целой больницей управилась бы, - добавляет старый Мартон.
Что ж, мужчины оставляют женщин одних. Повозку отводят к лесочку,
поближе к шалашу, где у костра снова забылся в дремоте подпасок. Бенке
распрягает лошадку, привязывает ее к молодому деревцу. А старик подбрасывает
в костер хворосту. Сюда же подходят обе собаки и ложатся на приличном друг
от друга расстоянии, головами к костру.
Гроза понемногу утихает.
И вот сидят они на чурбаках у костра, двое мужчин. Оба закуривают и
смотрят на длинные гибкие языки пламени, под которыми, иногда громко
потрескивая, стонут дрова.
Они сидят и ждут.
За спиной у них, весело похрустывая, жует траву Малыш; собаки нет-нет
да зевнут - громко, во всю пасть - и тут же скосят глаз друг на друга; но
они уже успокоились и даже не ощериваются. Подпасок спит, раскинув ноги, с
навеса прямо на живот ему шлепаются тяжелые дождевые капли.
Тучи начинают рассеиваться.
Полночь, должно быть, уже позади.
- Ты кого хочешь? - спрашивает старик.
- Мальчика, - выговаривает Бенке.
Старик кивает, но не продолжает разговора. Бенке смотрит на него,
стараясь угадать, по нраву ли пришлось старику высказанное им желание.
Умудрены и таинственны такие вот старые лица. Следы страстей на них уже
стерлись, превратившись в мудрость, как трава, высыхая, превращается в сено.
- Ведь мальчик-то лучше? - спрашивает наконец Бенке.
- Для родителей, может, и лучше, - отвечает старик.
В небе с девственной самоуверенностью появляется нарастающий серп луны.
Из ночной тьмы медленно возникают контуры деревьев.
- Что ж, разве дитя не родителям принадлежит? - спрашивает Бенке.
- Так говорится, - отзывается старик.
- Только говорится?
- Да, только говорится. На самом деле дитя всему миру принадлежит. А в
мире горя не оберешься! Горя да бед. И все от мужчин идет, только от них.