"Арон Тамаши. Абель в глухом лесу " - читать интересную книгу автора

мне послышалось вдруг будто шевеленье снаружи. Я на минутку работу свою
оставил - чу! - в тишине кто-то вроде бы поднимается по нашим четырем
ступеням каменным. Не успел толком ни о чем подумать, а шаги-то уже во
дворе, а там и под навес забрались. Кошка - гоп! - с плеча моего соскочила,
да к двери, а дверь уже отворяется потихоньку. Тут и Воструха тявкнуть
надумала, да только видел я, зря торопилась, потому как на пороге стоял не
кто-нибудь, а отец собственной персоной.
- Цыц, Воструха! - погрозил я собаке. - Или не видишь, кто пришел?
Ничего отец из лесу не принес, только пустую суму из барсучьей шкуры,
болтавшуюся на шее, да в правой руке - палку с большим набалдашником; он
всегда и повсюду ходил с этой палкой, и была она его самого длиннее, а пахла
так вкусно, будто из масличного дерева вырезана. Не вымолвив ни словечка,
отец повесил суму на гвоздь, посох свой, собачью грозу, к стене прислонил за
дверью. И я молчал, сидел, как сидел, кукурузу знай лущил: пусть видит отец
мое усердие, пусть порадуется, в кои-то веки домой заявившись.
- Много ль нынче в лесу орешков буковых? - спросил я погодя.
- Хватает, - отозвался отец.
- А свиней-то на них хватает ли?
- Свиньи все дома, в селе, сидят, - сказал отец; он подошел ко мне и
стоя глядел, как я кукурузу лущу. Я сразу приметил, что не шибко он весел, и
потому старался половчее обдирать большой початок, но про себя все же твердо
решил: нипочем не вскочу от радости, не запрыгаю вокруг него, сдержусь, как
то рабочему человеку положено.
- Ну и как она, кукуруза, лущится? - спросил отец.
- А хорошо лущится, коль в хорошие руки попала, - не задержался я с
ответом.
Отец молчал, глядел на мою работу; словом, понял я, что он ищет
какую-нибудь промашку.
- Хм, про твои руки этого не скажешь, - проворчал он.
Я снизу вверх посмотрел на него, даже улыбнулся чуть-чуть, должно быть.
- Это вы в похвалу мне, отец? - спросил я.
- Да не сказал бы.
- А жаль! Сын-то кукурузу лущит в точности так, как у отца перенял.
После такого ответа отец и шапку свою с головы сбросил, а ведь он ее,
высоченную эту баранью шапку, что над ним башнею высилась, можно сказать,
никогда не снимал без крайней нужды.
- Больно много ты знаешь, а ведь мал еще, от земли не видать! - сказал
отец.
- Сижу я, оттого и мал вам кажусь!
- Так встань, дай поглядеть на себя!
Я встал, грудь колесом, и говорю:
- Вот теперь смотрите!
Отец быстро меня оглядел и тут же сбросил с себя суровость, засмеялся.
Да только меня-то не проведешь: понял я, что мал ему показался, потому и
смеется. Оно, может, и правда, что я тогда мал был, да ведь по годам и рост,
а мне только-только пятнадцать стукнуло, всего девять дней тому. Зато отец
хоть и пять десятков уже отмахал, а всего-то на три пальца меня был выше.
- Ого, да ты впрямь подрос, пока меня дома не было, - признал он все
же.
- А на сколько?