"Арон Тамаши. Абель в глухом лесу " - читать интересную книгу автора

- Хорошо бы, конечно, если б собака, - вымолвил наконец.
- Спорим, что собака! На что?
- А вот на что: ты сейчас войдешь и собаку выгонишь, коли так уверен.
Я опять заморгал, как лягушка. Даже потом прошибло со страху. Но тут
подошла кошка, поглядела на меня и мяукнула, словно предлагая себя в
сотоварищи. С тех пор как свет стоит, никому и никогда не была кошка нужнее.
Я ее подхватил, поднес к порогу, перекрестил. И, приоткрыв дверь самую
малость, пустил в дом.
А сами с отцом стоим настороже, ждем, что будет.
Немного погодя услышали слабый стон, потом чуть слышное тявканье -
собака!
- Что я говорил, отец?! - закричал я и, как взаправдашний хозяин,
распахнул дверь.
То и вправду оказалась собака.
Обессилевшая от голода, чуть живая собака.
Она лежала на клочке сена и, когда мы вошли, не смогла даже встать.
Лишь чуть-чуть приподняла голову и переводила глаза с меня на отца и с отца
на меня, как будто, умирая, никак не могла взять в толк, кто же из нас двоих
господь бог. Собака была вовсе не рыжая, как показалось нам из окна, под
лучами солнца, а скорее коричневая. И, хотя голод сильно ее обглодал,
довольно крупная, а может, показалось так из-за ее густой всклокоченной
шерсти.
Мы стояли над нею, как у ложа болящего.
- Видно, сам господь мне собаку послал, - сказал я наконец.
- Он, кто же еще, то-то она такая хворая, - отозвался отец.
- Может, кусок хлеба ей бросить?
- Только этого не хватало! - возразил отец. - Она ж, на голодное брюхо
хлеба всухомятку нажравшись, к вечеру тут окочурилась бы. Вот мы сейчас
согреем воды, заправим кукурузной мучицей не густо и дадим ей тепленького
похлебать...
Выходило, что собака теперь наша, а раз так, я ее тут же и окрестил,
нарек Блохою. Отчасти из-за окраса ее, конечно, но главная-то причина в
другом была - надеялся я, что и моей Блохе господь отпустит здоровья и
резвости, какие любой попрыгунье блохе причитаются.
Погладил я собаку, чтоб надежда силы ей придала, потом, по слову отца,
внес переметную суму и торбу, приставил то и другое к стене. Отец принялся
их разбирать, и пока он раскладывал мое обзаведение, что куда, я разглядывал
теперешний дом мой изнутри.
Комната была одна, но зато она оказалась довольно просторной, особенно
если вверх посмотреть, потому как ничего похожего на потолок там не
оказалось - одни только голые балки, а от них уходили вверх стропила, на
которых держалась почерневшая дощатая кровля. Что еще было в доме?
Колченогий стол, железная печка на четырех ножках - такие в Сенткерестбане
изготовляют; трухлявый сундук, рассохшаяся кадушка; дрянная метелка из
березовых веток; на столе - плетеная развалюха-корзина, несколько мисок с
вмятинами на боках; из дощатых стен и балок торчало видимо-невидимо железных
гвоздей.
Окон в доме было два: на южную сторону и на западную. Оба - невелички,
это нужно совсем уж отощать, чтобы через такие оконца наружу выбраться, да и
то если крайность придет. Створы держались на жестяных петлях, закрывались