"Андрей Таманцев. Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия) ("Солдаты удачи" #13)" - читать интересную книгу автора

почти тотчас японский джип "Ниссан Террано". Из "Мерседеса" вылез плотный, с
залысинами, человек лет тридцати пяти, а с высокой подножки джипа спрыгнул
парень помоложе, подтянутый, чуть выше среднего роста, темноволосый. И еще
один, примерно того же возраста, смугловатый. Они поздоровались, как
здороваются хорошо знакомые люди, но без фамильярности, а даже, пожалуй, с
какой-то сдержанностью. О чем-то поговорили. Чему-то посмеялись. Потом тот,
что был за рулем джипа, взглянул на часы. Старший кивнул: успеем.
На десять утра никаких серьезных процессов назначено не было - мелкая
уголовщина, гражданские дела. Из этого Сорокин сделал вывод, что они
вероятнее всего приехали на суд над Калмыковым. Это заставило его
внимательнее их рассмотреть.
Что-то необычное в них было. Дорогие машины. Ну, сейчас у многих
дорогие машины. Нормальные прически, нормальная одежда. От хороших фирм, но
не вызывающая. Кожаные куртки, плащи. Явно не уголовная братия. Не
бизнесмены. Похожи на спортсменов - профессиональных, знающих себе цену.
Подтянутостью. И чем-то еще. Какой-то сдержанностью.
Чем заинтересовало их дело Калмыкова?
Но тут к зданию суда подкатило такси и отвлекло внимание судьи от этих
молодых людей. Из такси проворно выскочил бородатый человек в желтом
верблюжьем пальто, с объемистым портфелем под мышкой. Это был Кучеренов,
восходящая звезда российской адвокатуры. При виде его судья Сорокин
сморщился так, будто съел что-то тухлое.
Адвоката Кучеренова терпеть не могли в судейских и прокурорских кругах.
Не потому, что он был сильным процессуальным противником. Большинство дел он
проигрывал, но даже из неудач умел извлекать выгоду. Каждому процессу он
старался придать политическую окраску, и это ему чаще всего удавалось.
Протесты прокуроров и требования судей говорить по существу дела он
расценивал как попрание гражданских прав и свобод, клеймил прокуроров за
обвинительный уклон, пережиток советских времен, давал понять, что судьи
политически ангажированы или даже куплены. Делал это подло, оскорбительными
намеками, пожиманием плеч и разведением рук. Язык у него был подвешен ловко,
он никогда не давал формальных поводов обвинить себя в неуважении к суду.
Если же, не дай Бог, судья реагировал на его тон, адвокат взмывал гневной
фурией, Цицероном обличающим: "Доколе, Катилина?!"
Он часто мелькал в телевизоре, телевизионщикам нравилась хлесткость его
оценок. Раздражение, которое он вызывал у судей своей манерой вести защиту,
иногда приводило к тому, что приговор был суровее, чем того требовали
обстоятельства дела. Но это мало кто замечал, а самого Кучеренова это не
волновало.
Он был адвокатом модным, дорогим, защищать Калмыкова вызвался сам за
гроши, которые получали адвокаты, не нанятые подсудимым, а назначенные по
закону. Это означало, что Кучеренов на этот раз пренебрег деньгами, а
намерен извлечь из участия в процессе пользу для своей репутации. И судья
Сорокин в общем-то понимал какую.
Но теперь, увидев из окна своего кабинета, как адвокат пожимает руку
старшему из молодых людей, которые привлекли его внимание, и что-то уверенно
говорит, Сорокин подумал, что он поспешил заподозрить Кучеренова в
отсутствии меркантильности.
- Алексей Николаевич, пора, - заглянув в кабинет, напомнила секретарша,
заочница юридического института. Она вынула из шкафа черную судейскую мантию