"Сборник стихов" - читать интересную книгу автора (Протасова Мария)Ч/БНаша участь – белое и черное Северное небо кипяченое Черные заснеженные степи И над ними воронье как пепел Наши истины давно бледней бумаги И темнее крови наши флаги В наши души влезла и расселась Словно моль, прожорливая серость И как будто только я и знаю Что когда-то жизнь была цветная Но потом с истока и до устья Затянулась серой тиной – грустью Я себе грустить не разрешаю Прямо в сердце жизнь перемешаю И добавлю – чтоб цветнее было Белый лист и черные чернила Слово amp;дело "Жизнь выше литературы, хотя скучнее стократ. Все наши фиоритуры не стоят наших затрат." Д.Быков Дело превыше слова Как мысли – телесный плен Как выше себя живого Качающийся в петле Как птиц – остывшие звезды Как шеи выше топор Как вакуум выше, чем воздух Как горе главнее гор Заезжено и не ново Бессмысленно и смешно Ничтожно любое слово Пока не произнесено Ты скажешь его, ты сможешь Ты вырвешься, как хотел Из плена судьбы, из кожи Из тлена надежд и дел Но перья скрипят, как дыбы И рвут на части тела Слова – непрактичный выбор Такие уж, брат, дела Глаза как две пустых тетради И прочерк губ Навек, на год, на месяц, на день На выдох люб В тебя, как будто сердцем в пропасть Об лёд с моста А дальше – тишина и строгость И пустота И простота, которой проще Одно ничто И только губ холодный прочерк И минус сто Без слова, без души, без кожи Ступай – твори! И лишь зари морозный прожиг И фонари За грустный лёт страничной стаи За чистоту Твои глаза перелистаю Но не прочту Ну вот и всё – остались сны Они скрывались от погони На темной стороне луны С обратной стороны ладони Ты их не сжег как всё во мне Они слетаются под веки Их крылья в черной вышине Как реки Поймать бы их, в горсти зажать Но непокорны эти птицы Их на луне не удержать От них рукой не заслониться Как хочется кричать «лови!» И сердце в них швырнуть, как камень И… задыхаться от любви И закрывать лицо руками Троллейбус, беря пустоту напролом Просвищет свой пресный мотив Усядется ночь за равнинным столом Как улицы пальцы скрестив И будут под северным ветром неметь Шершавые губы дорог Дешевой луны золоченую медь Мне небо предложит в залог О, старые клены, я буду читать Подметные ваши листы И ангелы сфинксов научат летать И руки разнимут мосты Сияющим нимбом окажется круг Что жил на границе зрачка И черной рабыней покажется вдруг Покорная эта река Холодной тоской обжигающий год По сердцу пройдет прямиком Сквозь груди булыжника в недра болот Стучаться тупым каблуком Прорвавшись сквозь линий тяжелую клеть Прильнет он к коленям колонн И будет троллейбус осанну звенеть Беря пустоту напролом Сторонники мокрой воды Синего неба поборники Апологеты среды Наступающей после вторника Фанаты круглой земли Ревнители неизбежности Ах, если бы вы могли Как я умереть от нежности! Чтоб камнем в нее упасть Но мягко земли коснуться К ее родникам припасть В ее объятьях проснуться Все ваши шестки и сверчки Все ваши причины и следствия Скептические очки Трагические последствия Безбрежность жизни пустой Где целое меньше части Не стоят самой простой И вечной минуты счастья Попробуйте! А потом Плетитесь дальше привычно Под бременем аксиом По тропам расхожих истин Тогда и проверим, поймем Захлопнув это оконце Как дождь обжигает огнем И черное светит солнце Ни имени, ни отчества А встретишь – все отдашь: Хранитель одиночества Мой верный карандаш Молчать ему положено Поскрипывать, пиша Но будто в ножны вложена В него моя душа Ломается и крошится Да и черна на вид И все ж под тонкой кожицей Фанерною – горит Как штормы водят мачтами Над свитками воды Она бумагу пачкает Предчувствием беды Ей ни к чему компания Величие идей Ей чуть бы понимания Дождаться от людей Но только тот с ней носится Кто ей тюрьма и страж Хранитель одиночества Мой верный карандаш Не хочу никакой компании И великих, но общих идей Мне дороже любого внимания Одиночество штучных людей Одиночество сердца под ребрами Одиночество карандаша В одиночестве нерастворенная Нерастраченная душа Одиночество первой буквы Первой строчки, простертой ниц Одиночество всех беспутных И бездонно пустых страниц Одиночество тайной боли И луны в черноте ночей Одиночество ветра в поле С детства знавшего, что ничей Одиночество снов, метелей Рощи, если она пуста Одиночество всех постелей Где не могут разнять уста Одиночество за порогом И за самым шумным столом Одиночество перед Богом Одиночество-костолом Одиночество-самоубийца (Вон – из вырванных вен течет!) Одиночество-Единица, От которой ведут отсчет Пусть оно всегда вне закона Пусть торчит, словно кол в пыли Но при нем глядят в миллионы Окружающие нули Одиночество – камень в хлебе Над рябиной посвист клеста И в холщовом еврейском небе Чуть заметный стежок креста… … Все дамокловы ваши пророчества Разбиваются об одиночество Не стоит забывать, что я мала Что далеко от стебля до ствола Что больше я желала, чем жила Что весь мой мир – лишь краешек стола Звон этих рифм – моих браслетов звон И вряд ли в них расслышишь чей-то стон Что весь мой жар – из этих пыльных книг Случайный дар – печальный мой язык Да – вот еще – не надо забывать Что время нас умеет убивать Как хочешь назови – «взаимность», «месть» Оно сожрёт всё, что захочет съесть Ладони взмах, каштановую прядь И смех, и страх оно вольно забрать И этот мир на краешке стола И наплевать ему, что я мала Одно навек мне следует забыть Что выход есть, и он простой – не быть Нет проще и удобнее – поверь Но я жива, и мне – в другую дверь По сторонам темнеет Русь Июньский вечер мягче фетра Смычок вычеркивает грусть Из затянувшегося ветра Кренится и трещит костер Листва свои читает свитки Над головами трех сестер Парят невидимые скрипки И сад как свадебный альков Плывет в сиреневой лаванде И Моцарт в искрах мотыльков Гуляет по ночной веранде А в небе – горние миры Вокруг прекрасная погода… Россия, Моцарт, три сестры, Июнь семнадцатого года Зияли духовые норы Жужжали струнные ряды Сновали руки дирижера, Напоминающие дым Вставали громы из ударных Плющом рапсодия вилась Природа с музыкой на равных Над миром обретала власть Как ладен звук, как пальцы шустры! Как тесны склепы бренных тел! А ночь раскачивала люстры И звезды падали в партер И выше счастья, выше муки Над всем, чем музыка жила Сновали призрачные руки И солнцем лысина плыла Под эти дымные узоры (Всего лишь жест, всего лишь взмах!) Из праха восставали горы И царства обращались в прах И вот – конец, крещендо, кода! Ладоней взрыв и в горле ком… У рампы замерла природа И Шуберт бродит за окном Люблю стихи, в которых ток Где сердце бьется в ребрах строк Которые для глаз – пиры В которых бездны и миры Не те, с которыми грустишь А за которыми летишь Для них не книжные шкафы А жизнь и смерть в конце строфы Они живут в привычных ямбах Как живопись в старинных рамах Но за пределами страниц Им нет границ Кружат над нами словно грифы Из сердца вырывают рифмы Чтоб мы узнали в каждом слове Шум вечности и привкус крови Здесь мой свитер заношенный колется Потому что он дешев и груб И как в недорисованных комиксах Облачка вырастают из губ Здесь зима – до единой детали И метель в неё мечет ножи Здесь нас ангелы нарисовали Да забыли слова приложить Здесь любовь на заснеженном глобусе В бессловесной сиреневой мгле В уходящем трясется автобусе Что-то пальцем чертя на стекле Окна болят, если долго глядят на луну И заражаются желтым бессмысленным светом Значит и я на тебя, мон амур, не взгляну Чтобы поутру опять не проснуться поэтом Шторы задерну позлей, почернее штормов Выключу сердце и выдерну грусть из розетки Спрячусь за стенами старых и пыльных томов Где на полях еще прежней болезни заметки Буду слепа, как чугунный плафон фонаря В час, когда боги рассветный фонарь зажигают В небе под веками словно над миром паря Буду смотреть, как любовное облако тает Пусть этот дождь на другую прольется страну Каждой хрустальной строкой подтверждая примету - Если поэты подолгу глядят на луну То заражаются желтым бессмысленным светом Там по стенам Платоновы тени Служат свету с притворством наложниц Там торчит изваяние лени Заусенцем в отсутствии ножниц Там камин доедает поленья И чернилами кормится лист Там над куполом стихотворенья Очарованный ангел повис Там, тряся колтунами сатира Бог покинутый ночь напролет Смотрит в черное зеркало мира И себя вдалеке узнает Там в истерзанных наших пенатах На века затянувшийся час Станет истинным Словом когда-то Но не с нами, не здесь, не сейчас Под звездами и между звезд К неколебимой и летящей Как мост над пропастью висящей К земле старинный сад примерз Его забыли, он забыл Туда, где память, гвоздь забил И выжил, что бывает чаще Не с садом брошенным, а с чащей И вот земля и сад летят Их тени настом шелестят Сплетаются ветра и ветки И путь им ангелы мостят А в кронах призраки гостят И боги оставляют метки Да что ему – зима и высь Полярный крест, зеленый мыс Огонь, мороз обыкновенный Пока на горле у вселенной Не ветви высохшие – вены Как пальцы времени сошлись Любите мерзлые стволы Они – как полные столы Как страны с джунглями и львами Ведь там – у них над головами Плоды становятся словами И открываются пред вами И расточаются миры И вот старинный сад летит Сквозь холод зла и бездну ночи Сквозь страшный суд, но, между прочим Все это саду не вредит Под звездами и между звезд Не верь – сады не умирают Их в рай весенний забирают Куда метель не долетает Куда беда пути не знает И не дотянется мороз А нашему не убежать Ему весь век стоять меж нами И землю круглую корнями Над черной пропастью держать Шел по стеклам от стужи Перезвон темно-синий И ладони снаружи К ним прикладывал иней Все, что под абажуром Желтым светом намокло Старых кружев ажуром Налипало на окна Как дымок сигаретный Как над чашечкой кофе Плыл во тьме беспросветной Чей-то призрачный профиль И морозная кромка Отступала от окон И вплеталась поземка В заблудившийся локон И цеплялась беда За портьерные ткани И дрожала звезда Как чаинка в стакане Будто этой зимой Подоконник с геранью Между светом и тьмой Был единственной гранью Мороза дубленая шкура Под тяжестью ночи трещит И месяц с китайским прищуром В метельную дудку пищит Летят самоходные сани И воздух закутан в бензин А где-то в далеком Ливане О вьюге поёт муэдзин Он свет собирает горстями Седины купает в лучах И кажутся беды гостями В продрогших моих волостях Так в томном зрачке океана Полярные звезды гостят И в черной утробе фонтана На счастье монетки блестят А.Л. Холодные камешки вдоль языка - «Морозы, морока, морошка» Как рваные фразы плывут облака И звездная мечется мошка Ты можешь как льдинки слова подобрать Подстать твоим нищим алмазам И будут полярные вальсы сиять Над городом нашим чумазым А в книгах жирна типографская гарь Гремят пересохшие спички И черные тропы диктует январь И ночь закрывает кавычки Но камни тускнеют, и крошится лед Зевает озябший мечтатель И белым надгробием солнце встает Едва повернешь выключатель Они не увидятся. Нет В трамвайчике красном Уехал счастливый билет Напрасно. Напрасно. Рассыпалось всё, что вовне На «право» и «лево» И в каждом отдельном окне Отдельное небо Ему не молиться о ней И свечек не ставить У длинных вечерних теней Короткая память И тычет мизинцем в зенит Тончайшее скерцо Трамвайное сердце гремит Трамвайное сердце Она его тоже не ждёт Что может быть проще? Белесая вечность падёт На черную площадь И прочь полетят фонари И звезды качнутся И тонкие рельсы вдали Как руки сплетутся Блестели виноградные глаза И море колыхалось по-верблюжьи Вытягивалась молнии лоза До самых звёзд – приветливых и южных А в трюмах кахетинское вино Прислушивалось к капельному плясу И палуба рубилась в домино С дождем, одетым в выцветшую рясу Без умолку трещали паруса Пенька ворчала нудно и визгливо Блестели виноградные глаза И спали амфоры – на самом дне залива Бежала ночь по черной кромке скал На стайку нот охотилась гитара И добрый демон – как любви – искал Погибели, и звал ее: «Тамара»… Стояла ночь – что твой рояль И ветер шествовал во фраке Самодовольный лунный враль Сиял как блик на черном лаке Смычками ливень помыкал Мерцали запонками лужи И гром по клавишам скакал В тумане оркестровых кружев Так Шуберт норовил украсть Тональность у природы хрупкой Но вдруг наваливалась страсть И лепка становилась рубкой Так рухнул первородный грех На первозданную беспечность И хрустнул черепной орех Таящий сморщенную вечность Стасу Беляеву – лучшему в мире Меркуцио Верона спит. Ее ночник – луна Чернее сна лишь шрамы на бумаге Отяжелев от скуки и вина Спят удальцы, во сне сжимая шпаги Верона спит. Но храп похож на стон Над городом смертельная истома Свеча коптит. Увял ее бутон Грядет чума на оба ваших дома Верона спит. И эти двое спят Покуда автор пишет предисловье А за строкой столетия летят И словно вены набухают кровью Верона спит. Беспечно спит, пока Далекий бард не воплотил затею И как кинжал нацелена река В ее почти фарфоровою шею Верона спит, пока пусты листы И, кажется, бледны от предвкушенья Ведь через час сожгут её мосты И солнце вздернут как сигнал сраженья И вот тогда сойдутся все концы Поэт отступит, дописав посланье И отдадут безумные отцы Своих детей невинных на закланье Очнется яд и закипят клинки И вздрогнет мир от траурного звона И смерть как точку на конце строки Сотрёт любовь… Но – тише! – cпит Верона… Тринадцать за столом. Коврига и вино И мёд луны, сочащийся сквозь ставни Последний раз им вместе суждено Собраться за одним столом – на равных Тринадцать за столом. Их пестует судьба Один из них предаст, толпа распнет другого Еще один сразит мечом раба И трижды скажет, что не видел Бога Еще один, сомненьями томим Дерзнет вложить персты в святые раны И тоже станет свят, и потому – гоним Ему споют ветра и покорятся страны Он с посохом уйдет, как десять остальных Бродить по миру в рубище скитальца Будить в сердцах любовь и врачевать больных Все также в раны вкладывая пальцы А самый молодой из них – стилом Воздвигнет храм, которого основа Тот, кто собрал тринадцать за столом Но Словом был сперва – в начале было Слово Ушедший в Рим – другой – на склоне лет Взяв кисти непослушными руками Напишет первый поясной портрет Того, чей след и Свет – за облаками Но ночь пока – всё сбудется потом Их ждут кресты, костры, бичи и камни А эта ночь нежна… Тринадцать за столом. Вино и хлеб. И лунный мёд сквозь ставни. Свершилось – он ее поцеловал Неважно – где, неважно – кто, впервые Как будто петли оборвав дверные К ней Бог вошел и вечность даровал Над ней уже безумствуют с утра Ветра и распевают «а капелла» А после полночь сделалась светла И сердце к звездам выпрыгнуть хотело Над нею счастье строит купола И светлый рай рисует ангел мелом Но вечность девочке с её земным уделом Как туфелька хрустальная мала… Когда уходят поезда Из Ниоткуда в Никогда То им с перрона машут вслед Никто, Ничто, Никак и Нет В их черных окнах, как в воде Плывёт бескрайнее Нигде И исчезает без следа В необозримом Никуда Их гонит грусть во весь опор Из Неверленда в Невермор Но некрасива и груба Их ждет в засаде Несудьба Она меняет свет на тьму И Нипочём на Никчему И гибнут, гибнут поезда Из Ниоткуда в Никогда… Но есть Любовь, а значит чудо Пока сильнее, чем беда Она берётся Ниоткуда И не уходит в Никуда Ей машут вслед густые кроны И в стекла ей дожди стучат Летят, летят ее вагоны Огни её летят, летят… И мчатся, мчатся поезда Из Ниоткуда в Навсегда Когда-нибудь я стану облаками И превращусь в холодный белый дым А после – просто снегом под ногами Морщинистым, ворчливым и седым Потом я стану речкой или прудом И вдаль рванусь в весенней гонке рек Но человеком я уже не буду Из облака – какой же человек? А мой любимый пусть живет и дышит И различает звуки и цвета Не ведая, что облако над крышей Когда-то было облачком у рта. В рояльной купели кипит через край Забытое тёмное танго И пальцы ведут в механический рай Святых подкаблучного ранга Гремит молоточками мастеровой Мелькают бемольные крылья И пахнут аккорды могильной травой И ветром, и фетром, и пылью Но там – на дощатом скрипучем плато Оплаканы шелестом кружев Принцесса и некто (а может – никто?) КружАт (или, может быть – крУжат?) И полночь подносит оконца к глазам Щекочет ресницами леса И ломкое танго танцует гроза Но лучше танцует принцесса Про пьяные пальцы и пальмы в горшках Все громче стучат молоточки Принцесса плывет в ненадежных руках До берега, края, до точки И что ей за дело, что чья-то струна Сфальшивит, а может быть лопнет Она не заметит, когда тишина Над ней свою крышку захлопнет Она не из здешних, она из иных Другого родства и замеса Под мёртвое танго живее живых Танцует, танцует принцесса Где бродят тучи-сестры Пока их дождь не сжег Мой жаворонок пестрый Полощет свой флажок Как он выводит Когда кругом – беда! Мой серый колокольчик Из царства Никогда В пыли он не приучен Барахтаться у ног Ему милее тучи И молнии манок Лавандой или гарью Напоены поля В атаке ль, в арьергарде Он – всадник короля Ему нужна победа Он за страну – горой "Что ж, что король нас предал - На то он и король!" А ветры стонут в страхе Его на части рвут "Пусть долго черепахи Да вороны живут!" Пусть напоследок пламя Лишь крылышком мигнет И радугу над нами Как душу развернет Морозные тонны Небесные щёки рябы В оконце вагонном Янтарный кирпичик судьбы Чернильные рощи Снега как сырое бельё Крадётся наощупь Незрячее счастье моё Уходит по шпалам Навстречу железной луне И дело за малым Но только, увы, не во мне И иней под кожей И желтый мерцающий свет Не может, не может Оно не останется, нет И падает резко Прозрение, крылья сложа И край занавески Острее любого ножа Вагон равнодушно Чужое пространство жуёт В чуланчике душном Вчерашнее солнце живет Не стоит, не стоит Ты счастьем его не зови Но вьюга всё воет И бродит, и бродит в крови Сейчас стоишь у светлых райских врат И вечности примериваешь бремя А помнишь, как всего лишь жизнь назад Ты постучался в дверь с табличкой «Время»? И как с тобой сквозь тусклые дела Бесчисленных парадных и прихожих Протискивались разные тела Чтоб превратиться, как и ты, в прохожих В проезжих, в постояльцев, в продувных Зевак, архангелов, пропивших нимб и крылья В нечеткий снимок каждого из них, Подернутый – да нет, не дымкой – пылью Но вышло так – ты вышел из толпы Вперед и вверх – по шляпам и по крышам И нить другой – невидимой тропы Тебя душила, но тащила выше - За сердцем легким как весенний снег И крепким как простая водка с перцем… Ты был соблазн и право на побег Придавленных к земле тяжелым сердцем Таких как ты не глушит тишина Хотя на полуслове обрывает Теперь тебе в любые времена - Открыта дверь – иначе не бывает А к тем, кто в смертной мается глуши Чертя зенит, летит твоя победа И вытесняет праздность из души Как воду по закону Архимеда Родиться на свет – неоправданный риск А жить – ошибка вдвойне Но жил же (и выжил!) святой Франциск На страшной святой войне В дырявой рясе на смех ветрам И ветреницам на смех Светился лысиной Божий храм Укутанный в рыбий мех А рядом – бОсые – шли князья Раздавшие ленный стыд И знала знать, что спастись нельзя Но нищим Господь простит Он души вынесет из огня В своих шершавых руках И вновь надутая чертовня Останется в дураках И адское пламя будет опять Гореть на чьих-то перстнях Звезда в Вифлееме взойдёт сиять Младенец всплакнёт в яслях И станет поленом любой кумир И слёзы уйдут в песок Пока Франциску весь этот мир - Лишь крестик да поясок И станет горячая кровь бродить По тропам, разбитым вдрызг, И каждое утро тебя будить Будет святой Франциск Над холодной сумрачной равниной Обойденной радостью земли Серый клин тянулся журавлиный В теплый край летели журавли Им хотелось радости и солнца Гнёзд высоких у большой воды И чтоб их весёлое потомство Никогда не ведало беды За моря, в неведомые дали За мечтой про сладкое житьё… Холодало, птицы покидали Горькое отечество моё Там – у горизонта, за пригорком Их ждала удача поутру Русь казалась птицам чёрствой коркой Брошенной на ледяном ветру Вдалеке и сытно, и привольно Там не страшен голод и ружьё… Умным птицам покидать не больно Глупое отечество моё На закат – туда, где солнце гаснет |
||
|