"Тацухико Такимото. Добро пожаловать в N.H.K.! " - читать интересную книгу автора

прикроватной полочке. Местами в расписании встречались комментарии,
написанные красной шариковой ручкой. Отложив расписание в сторону, я
поставил корзину с фруктами.
Тут на пол упал клочок бумаги. Я поднял его и прочитал: "Микка Тороро
был вкусным. Прощайте все".
Сунув эту бумажку и расписание в карман куртки, я выбежал из больницы и
поспешил к железнодорожной станции.
Солнце начинало садиться.

***

Они должны были положить ее в закрытую палату с решетками на окнах, а
не оставлять их открытыми, давая возможность спокойно сбежать. Они должны
были надеть на нее смирительную рубашку и накачать лекарствами, чтобы
сделать счастливой. Но они этого не сделали, поэтому Мисаки сбежала из
больницы. Она возвращалась в родной город. Похоже, она отправилась туда
умирать.
Я вспомнил наш давний разговор:
- Цубурая, этот бегун, прямо перед смертью отправился домой в деревню.
Там, вместе с матерью и отцом, он ел тертый батат.
- Хм.
- Наверное, все-таки, каждому хочется вернуться в родной городок перед
смертью.
Возможно, так и было. Должно быть, Мисаки тоже захотела отправиться в
свой родной город. Возможно, она задумала сброситься в море с высокого
отвесного мыса, на котором, по ее словам, она часто играла. И все же, так
просто у нее это не выйдет. Теперь, когда я нашел ее секретную тетрадь и
расписание поездов, удача ее кончилась.
Судя по заметкам, оставленным Мисаки в расписании, она села на поезд
около часа назад. Если я собрался догонять ее, мне необходимо сделать это
вовремя. Я знаю, куда она направилась и, кроме того, у меня есть деньги.
Если часть пути я проеду на такси, то прибуду туда даже раньше Мисаки. Мне
не о чем беспокоиться.
Сидя в ночном поезде, я открыл карту, купленную в магазине по пути. Я
искал мыс - тот самый, о котором рассказывала Мисаки, на котором она часто
играла в детстве. "Вот он." На карте был только один мыс рядом с ее родным
городом, это точно он.
Должно быть, Мисаки села на поезд, отправившийся прямо перед моим.
Смешавшись с толпой едущих домой на Новый Год людей, она, вероятно,
направляется в родной город, к так популярному среди самоубийц мысу. Но она
не знает, что я следую за ней.
Я не позволю ей уйти. Я точно догоню ее. По крайней мере, об этом я не
волновался. Проблема была в другом.
Что я скажу Мисаки, когда найду ее?
Хотя бы немного, но я понимал ее страдания. Лишь самую верхушку ее
боли; но этого уже было достаточно, чтобы вообразить ее степень. Наверное,
она чувствовала себя загнанной в угол, считала, что иного выхода нет. И ее
боль никогда, никогда не исчезнет, за всю ее жизнь.
Конечно, это было естественно. В некотором смысле, ее боль была общей
для всего человечества. Это были вполне заурядные страдания. У всех бывают