"Такако Такахаси. Томление (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу авторавступительным экзаменам в университет (его родители несколько дней назад
уехали работать за границу). Другие постояльцы - преподаватели университетов, стажеры, слушатели различных курсов; обычно они живут здесь одну-две недели. Туристов старое здание не привлекало, и хозяева, удешевив в нем номера, стали сдавать их упомянутой выше категории людей. Но для меня этот корпус, в котором изящная старина была покрыта патиной времени, где постоянно ощущался стойкий запах плесени и через пелену этого запаха просматривались стены, потолок, ковер, мебель, где словно бы витали души прежних людей, тонко чувствовавших красоту, - этот старый корпус подходил для моего отдыха как ничто более. Однажды утром, пробудившись ото сна, в котором мне опять явился восковой юноша, я почувствовала, что в комнату врывается свежий воздух. (Отопление грело чрезмерно, и в номере обычно было душно.) Повернувшись к окну, заметила, что низ занавеса колышется. Кстати говоря, для гостиничного номера такой занавес выглядел слишком убого, он мог бы висеть разве что в комнате прислуги. Такое впечатление, будто его взяли из некогда роскошного, но впоследствии разорившегося дома; впрочем, в этом я нахожу для себя особое очарование. Так вот, трепетание занавеса от дуновения воздуха показалось мне странным. Раздвинув его, я увидела, что в одном квадрате окна не хватает стекла. Издалека совершенно незаметно. То, что никто из постояльцев до сих пор этого, вероятно, не замечал, в моих глазах придало старому корпусу гостиницы еще большую привлекательность. Прекрасно, когда с таким искусством сделанное окно настолько запущено. Увидев в лифте Тамао, я сразу же поведала ему об окне, потому что как приходил. (Красота красотой, а сквозило очень сильно.) - К счастью, отопление хорошо работает, - добавила я, подспудно ощущая ностальгию по безвозвратному прошлому старой гостиницы. - Да. Оттого и розы хорошо растут, - сказал Тамао. Я опять поразилась белизне его кожи: кажется, притронься - и кончики пальцев ощутят прохладный воск. Ничто не выдавало в нем живое существо, разве лишь легкая розоватость щек. - Какие розы? - спросила я, чувствуя прилив радости оттого, что он со мной заговорил. - Которые я перевез сюда из оранжереи. - Голос у него был тоже безжизненным - ровным, лишенным интонаций. - Вы выращиваете розы?! - Я не могла скрыть изумления. Тамао ничего не ответил, а лицо его осталось бесстрастным. В лифте больше никого не было. Пока ехали вниз, я внимательно разглядывала юношу. Когда он молчал, все признаки жизни куда-то исчезали, и даже тело его казалось безжизненным. Лифт был старый и полз вниз очень медленно; в отличие от современных - до того стремительно несущихся вниз, что пропадает даже ощущение движения, - этот скрипучий ящик как будто опускался в никуда. Глядя на Тамао, я интуитивно почувствовала, что такое состояние безжизненности для него естественно. Лифт остановился. Словно забыв, что только сейчас мы разговаривали, Тамао удалился - молча, как неживой предмет. Затем он обернулся, чтобы попрощаться; на миг блеснула улыбка, но какая-то неполная, словно загнанная глубоко вовнутрь, откуда она никак не может выбраться. |
|
|