"Виктор Сытин. Покорители вечных бурь " - читать интересную книгу автора

золотистых боках этой рыбины. Она покачивалась легонько, подрагивала, точно
живая. Да, забыл написать: на спине у нее есть плавник, направляющий выступ
из дюраля, а также большущий хвост, тоже из дюраля, для устойчивости в
воздушном потоке. Это так называемые стабилизаторы.
Когда мы снова прибежали на самую стартовую площадку, в гондолу уже
собирались влезть наши отважные пилоты. Академик Никольский и Терехов обняли
и расцеловали Панюшкина и Александрова. Потом академик отошел, поднял руку и
сказал:
- Счастливого пути, товарищи! Во имя нашей великой Родины!
Отправляйтесь!
Пилоты встали около гондолы, которая висела над самой землей, даже
касаясь ее иногда амортизатором, и отдали честь, а затем полезли по
лесенке-трапу внутрь кабины. Через минуту, наверно, Панюшкин высунулся из
окна и доложил, что к подъему все готово. Тогда академик Никольский сказал
что-то Терехову, и тот побежал к будке с лебедкой. Затем академик взял рупор
и громко скомандовал: "Дать свободу!"
- "Дать свободу!" - повторил еще громче дед, и все, кто придерживал
стартстропы, быстро отпустили их.
И медленно-медленно СЭС начала уплывать в небо. Полная тишина наступила
сразу на старте. Лишь шуршал трос, змеей выползая из будки с лебедкой, и
похлопывали складки оболочки. Потом все сразу закричали: "Ура!" А некоторые
женщины заплакали. Честно, и мне было почему-то не по себе. Какое-то
беспокойство закралось в сердце, хотя я прекрасно знаю, что СЭС -
замечательная система, и конструкторы ее все сделали, чтобы подъем был
безопасным. 3агореться СЭС не может, потому что наполнена гелием, а не
водородом. В случае обрыва троса пилоты будут выпускать газ из маневрового
клапана постепенно и опустятся на землю. А трос, падая, никому вреда не
принесет, потому что к нему прицепляются через каждые 500 метров
автоматические парашюты. А на всякий случай и у пилотов есть парашюты.
Долго мы все стояли, закинув головы, и смотрели на СЭС. А она
поднималась все выше и выше, становилась все меньше и меньше. На земле еще
было сумрачно, когда вдруг она засверкала, точно охваченная огнем. Кто-то
даже закричал в страхе: "Загорелись!" Но это был не пожар, а отражение
первых солнечных лучей.
Наконец академик Никольский сказал всем, что от имени Центрального
экспериментального института благодарит за помощь и просит идти отдыхать.
Но я сначала пошел к будке с лебедкой. Около нее стоял милиционер и не
пустил меня посмотреть, как она работает, хотя я и электрик и знаю, какие
там приспособления по технике безопасности. Потом я пошел домой вместе с
дедом и лег спать. В 8 часов вечера мне надо быть на станции. Наш
комсомольский пост будет дежурить около трансформатора, принимающего
энергию, выработанную в стратосфере. Ведь сегодня вечером СЭС пустят в
ход..."
Поставив несколько точек, Николай задумался. Ему показалось, что он
плохо записал виденное прошлой ночью и сегодня утром.
"Что бы еще такое внести в дневник? - подумал он, хмуря белесые,
выжженные солнцем брови. - Разве еще о разговоре академика с Александровым о
каком-то дирижабле Циолковского? Циолковский ведь давно умер. Почему же
Александров сказал, что надо воспользоваться его советом? Нет, этот
подслушанный разговор записывать не следует. Нехорошо. А вот о нашем подарке