"Чарльз Силсфилд. Токеа и Белая Роза." - читать интересную книгу автора

поднялся, не опираясь руками о землю. Это послужило сигналом.
Индейцы встали одновременно и точно таким же образом. Со стороны
могло показаться, что они вырастали из земли.
Вождь направился к хижине, отличавшейся от прочих не только
величиной, но и наличием дверей и окон. Переступив порог, он закрыл за
собой дверь.
Помещение состояло из двух небольших комнат, разделенных ковровым
занавесом. Пол и стены были покрыты циновками. Вдоль стен тянулись низкие
скамьи, им с помощью пышных охапок меха и постеленных циновок было придано
сходство с диванами. У одной из стен стоял длинный стол, сколоченный
грубовато и без затей. Над ним висели американский карабин и двуствольный
штуцер прекрасной работы, а также - нарезное охотничье ружье. У
противоположной стены сложено в ряд традиционное вооружение индейцев:
колчаны из оленей и крокодиловой кожи, луки, боевые ножи и томагавки.
Посредине лежала довольно вместительная, испещренная богатой инкрустацией
сумка. Формой она напоминала ягдташ, а выделкой - вампум и, вероятно,
служила для хранения священных атрибутов и снадобий вождя. Как известно,
подобные вещи переходят у индейцев от отца к сыну. Это символ власти,
внушающий подданным благоговейный страх, подобно скипетрам, тиарам и
коронам духовных и светских владык европейских народов.
Между тем сумерки очень быстро сменились полной темнотой, в это время
и возникли на пороге две стройные фигурки.
- Мои дочери где-то пропадали, - не поднимая головы, произнес мико.
- Они собирали виноград, который так любит отец, - ответила Канонда.
Она взяла плошку, наполнила ее гроздьями и поставила на стол.
Поставила и два других блюда: с вяленой олениной и жареными зернами маиса.
Затем из глиняного кувшина налила в кубок какой-то напиток и протянула
старику. Тот сделал глоток, отрезал себе несколько кусков мяса и взял
горсть маиса. Весь ужин занял столь же мало времени, как и приготовления к
нему. Канонда тут же убрала со стола.
- А мои дети не голодны? - спросил он у дочерей.
- Они уже наелись винограда.
- Пусть так.
Девушка приблизилась к нему и, скрестив на груди руки, упала на
колени. Он положил свои ладони ей на плечи, словно благословил ее. И тут
она что-то залепетала, слов невозможно было разобрать, казалось, что
откуда-то издалека доносится прерывистая мелодия свирели. Но вот
заговорила она громче, внятнее, чередуя резкие энергичные интонации
племени с мягкой своей женственной речью. Это вдохновенная импровизация
так захватила отца, что он начал невольно подпевать ей гортанным голосом.
- Отчего, - выпевала Канонда, - печален взгляд мико окони? Отчего
скорбь изменила его лицо? Далеки могилы отцов, но Великий Дух всегда
близок. Облака, плывущие в небе, защищают голову мико, скрывают от
кровожадных взоров врагов, пока не восстанет он в справедливом гневе...
И Канонда, дав волю грустной, по-дикарски наивной фантазии, пела
хвалу подвигам вождя на войне и охоте, поминала его победы и ранения в
битвах с ирокезами и бледнолицыми, его поход за Большую реку, превозносила
детскую чистоту его помыслов, благородную тоску по могилам отцов,
заклинала Великого Духа избавить тропу вождя от терний.
- Моя дочь забыла пропеть славу великому вождю каманчей.