"Евгений Сыч. Еще раз (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

подобном случае берет на себя определенные обязательства перед партнером,
не очень, правда, отдавая себе отчет в том, какие именно. Известный опыт
общения с противоположным полом у него уже был, но тут этот опыт вдруг
оказался никак не пригодным, потому Леха и вышел из себя.
Дорога его несколько успокоила, и когда возник за спиной и пополз по
земле, по придорожным кустам свет фар, Леха и не подумал свернуть в эти
самые кусты, чтобы переждать, пропустить ночную машину. А машина догнала
его и резко остановилась: газик, "ГАЗ-69". Если бы цифра означала год
выпуска, его просто не могло бы быть в природе, этого клятого газика.
Но он был. И из него выскочили на дорогу двое: "Куда идешь, парень?"
- "В город". - "Садись, подвезем", - предложили ему как-то очень уверенно,
и занятый своими мыслями Леха сел в машину, полагая, что так и должно
быть, что теперь его довезут до общежития скорее, чтобы он успел еще
придремнуть до утра. Он влез в дверцу, услужливо открытую
мрачно-невзрачным типом, сел на заднее сиденье и еще некоторое время
упорно думал о своем, доругиваясь с Марьей по пустякам, и на
бессмысленно-глупый вопрос обстоятельно ответил сидящему впереди и даже
наклонился поближе, чтобы тот услышал никчемушный его ответ сквозь шум
мотора. И тут сосед мрачный, что рядом сидел, захлестнул Лехино горло
чем-то - веревкой или тросиком, так что горло потом долго саднило и не
заживали ссадины. Они вышвырнули его из машины и долго били так, как ни
до, ни после никто никогда не бил. А потом сняли плащ-болонью, часы и
корочки - новые импортные ботинки, которые слегка жали, из-за чего Леха
даже опасался, не сотрет ли пальцы дорогой. Вот уж от этого беспокойства
они его избавили. И уехали. А он, отлежавшись немного, побрел в носках по
шоссе и все переживал, что не запомнил номера, не заметил его. Ему
казалось, лица этих троих он в любом случае узнал бы, но, наверное, только
казалось.
С той ночи Леонид Григорьевич Мисюра всю жизнь недоверчиво относился
к невинной в общем-то машине - газику. И недолюбливал дачи.
К слову сказать, на копыловской даче еще один раз ему все же пришлось
побывать, и добрых чувств новое посещение не прибавило. Марьюшки там не
оказалось, а встретил Мисюру ее отец, Копылов, имя которого знал весь
город, и не только город. Леха к этой встрече был не готов. Увидел огонек
сигареты в темноте, подумал: "Марья", - она сильно курила тогда. И подошел
совсем близко, так близко, что убегать уже было неудобно.
- Здравствуй, - сказал ему Копылов. - Заходи. - Спросил, помолчав: -
Может, выпьешь?
- Да нет, спасибо, - уклонился Мисюра.
Как и все окружающие, Леха знал, что слова Копылова не расходятся с
делом, а обещания его равносильны волшебной формуле вроде: "Сезам,
откройся". Уж если Копылов, нервно дергаясь огоньком сигареты говорил, не
глядя на Леху: "Машка - единственное, что у меня есть, для нее я все
сделаю", - то означало это самые невероятные возможности и перспективы.
Но Мисюре ничья помощь тогда была не нужна, ни в чьей поддержке он не
нуждался. Леха истово учился. Вгрызался. Спорил с преподавателями, и споры
их становились все увлекательнее. Физика для него была как болезнь, та
болезнь, которой хочется болеть и не выздоравливать. Он и болел в охотку,
ему, кроме физики, все неинтересным становилось. Даже Марьюшка. Когда не
было ее - вспоминал, а когда появлялась - забывал. И шло к разрыву,