"Евгений Сыч. Трио (Авт.сб. "Соло")" - читать интересную книгу автора

Иногда так изобьют, что кажется - насмерть, а потом очнусь - весь новый.
- Что же ты к людям не выйдешь? - спросила женщина. - Там война. Там
хоть кого не то что изобьют, убить рады. Что те, что другие, - и
посмотрела выжидающе.
- Нельзя мне к людям, - потупился У. - Знают они меня что те, что
другие.
- Нельзя? Но если знают, тем более убьют.
- Нет, не того я боюсь. Видишь ли, правитель пообещал, если еще
попадусь, в тюрьму посадить, в камеру-одиночку.
- Зачем?
- Чтоб людей не смущал. Почему-то всегда среди людей находятся такие,
которые следуют моему примеру. Ходят и провозглашают. "Бейте меня! Не
боюсь я побоев!". Странно даже. Им-то побои не на пользу, а во вред. А для
правительства такие люди - нож острый. Что им делать с человеком, который
боли не боится? Без страха - какая же власть?
- Да, - подумала вслух женщина. - А ты не боишься? Не боишься, что я
все про тебя узнала и всем расскажу?
- А ты? Не боишься, что я сейчас тебе голову сверну и доносить будет
некому?
- Не свернешь.
- А вдруг?
- Не свернешь.
У махнул рукой:
- И верно, не сверну. Нужна мне твоя голова... тоже украшение, на
стенку ее вешать? Так ты уходишь или остаешься? Иди, рассказывай кому
хочешь и что хочешь. Обо мне, знаешь ли, чего только не рассказывали.
- Я останусь, сын человеческий, - сказала женщина, - не гони меня.
Они вернулись с дороги в лес. В гору.
Горы и лес человеку почему-то враждебны. Вот взять лес: колыбель
человечества, а люди его не любят Стесняются своей колыбели. Вспоминают,
конечно, время от времени, да это и приятно вспомнить, тем более, что
сохранились разве что две-три картинки статичные и неточные, как
фотографии, подретушированные неуверенной рукой памяти. Это не те
воспоминания. Другие, прочие отсечены, чтоб не мешали в пути, когда нужно
работать, спешить и не отставать, а выйдет - так перегнать, обойти,
прижать к бортику, оттолкнуть, в конце концов, чтоб выбраться на простор,
- и, может быть, это-то как раз продиктовано кодом памяти, лесной
колыбелью. Люди не любят своей колыбели, стыдятся, как стыдятся подростки
старой матери, приехавшей из родной деревни в школу-интернат: тут я
радость встречи, и страх показаться слабым, и неловкость за обнаженные
корни родства - помните? О деревенской старушке-маме охотнее всего
вспоминают неопровержимо доказавшие свою силу правители и генералы. А в
лес уходят те, кому признание людей уже ни к чему - мудрецы, уставшие от
человеческой суеты, тяготеющие к истокам.
Вот море люди любят. Море не воспринимают они за собственные пеленки,
оно из слишком далекого прошлого, от которого даже картинок не осталось. А
через лес люди прокладывают дороги. Дороги - их территория, здесь они
свои. С дорог в лес почти не сходят, не углубляются. Люди не любят
чувствовать себя неуверенно.
Даже тот, кто кидается в лес, спасаясь от погони, и то, углубившись