"Евгений Сыч. Знаки (Авт.сб. "Соло")" - читать интересную книгу автора

лазить - не человека убивать? А убивать - это даже интересней. Особенно,
безнаказанно, особенно, если за это еще и похвалят. Хочешь, эксперимент
проведем: давай тебя привяжем к столбу. И тебя сожгут, ахнуть не успеешь.
Между тем на площади стал собираться народ. Пришел откуда-то жрец с
помощниками, которые сноровисто соорудили небольшой костерок невдалеке от
помоста. Головнями из него, когда придет время, будет подожжен большой
костер. Здоровые, хмурые ребята-носильщики притащили Святейшего в кресле -
под балдахином. Зеваки с периметра решительно устремились к центру
площади, ближе к событиям.
Наконец народ повалил валом, и сразу стало тесно. Лейтенант вытянулся и
закаменел, сейчас он даже слегка поблескивал на солнце, как будто его
ненадолго окунули в жидкий азот.
- Давай-давай, лейтенант, - подбодрил его Амаута, - старайся! Близок
твой час. Ты уж не ударь в грязь лицом, оправдай затраченное. Зря, что ли,
тебя двадцать лет калорийно кормили и квалифицированно учили? - Лейтенанта
слегка покорежило. - Ничего - утешал его въедливый голос, - это еще только
игрушки. Вот в следующий раз тебе, как оправдавшему высокое доверие,
поручат убрать кого-нибудь без лишнего шума, или дикарей усмирять пошлют,
за то, что на луну, мерзавцы, молятся и податей платить не хотят. А что ты
думал, служба - развлечение? Маневры? Занятия физкультурой?
Звон гонга над площадью погасил все остальные звуки, как магниевая
вспышка гасит свет. Насторожилась тысячеголовая масса. И к Амауте пошел
жрец, и гнусавя, стал тыкать в лицо что-то священное. Амаута глядел на
него с сомнением, соображал, каяться все-таки или не каяться?
- Не так бойко, святой отец, - решительно сказал он, - а то ты мне зубы
повредишь этим предметом. Отойди, не засти. Покаяться хочу перед народом в
страшных грехах. "Такая трибуна, - подумал он. - Такая широкая и
представительная аудитория. Грех совершу, если не воспользуюсь. Большой
грех".
- Народ! - обратился он к толпе. "Какой голос", - уважительно подумали
лейтенант и Святейший одновременно.
- Народ! Я нес тебе большую правду, да не донес. Отобрали они, - Амаута
обвел глазами первый ряд почетных гостей, - ее у меня, спрятали. Казните
меня теперь!
- Он хотел наслать на народ холеру! - закричал жрец. - С помощью
колдовства. Вот его колдовские знаки!
Амаута почувствовал, что ничего уже никому не сможет объяснить. Он
замолчал и смотрел теперь на народ спокойно.
Жрец тоже замолчал. Собрался с мыслями.
- Отдаю твою душу дьяволу, нераскаянный грешник, - вспомнил он формулу.
- Люди, кто совершит святое дело: избавят мир от нечестивца? Бог радуется,
глядя на верных своих слуг с небес!
Первым из толпы, расталкивая непроворных, вышел здоровенный мужчина,
бледный, но по внешнему виду здоровья отменного: "Слуга божий, штатный
провокатор", - не удержался Амаута. Тихо так не удержался, почти не шевеля
губами, но лейтенант его услышал.
- Благословляю! - обнадежил решительного жрец.
"Скорее бы кончилась волынка, - подумал по этому поводу здоровенный. -
А то затянут, как всегда".
"Развелось умников, шагу ступить нельзя. Жечь! Жечь!" - высоким и худым