"Евгений Сыч. Все лишнее" - читать интересную книгу автора

незначительна, ею теперь и вообще пренебречь можно, во всяком случае, в
быту, в обычной жизни то есть, - так вот, когда по прямой, то назад вообще
нет. Только вперед есть. С той стороны, или с другой, в крайнем случае.
Стереометрия кончилась, настала планиметрия. И никто от этого не
пострадал в реальной жизни, в быту то есть.


II

Давно строили эту школу. Много-много лет назад. Лет пятьсот назад.
Давно. Умело строили, умели строить. Окна пропускают свет - столько света,
сколько нужно, чтобы почувствовать время: какое время там, за стенами
школы, и какая там, на воздухе, погода. Полы здесь чудные. Старые. Hе
пятьсот лет им, перестилали, наверное, за пятьсот-то лет. А может быть,
только ремонтировали? Заменяли старые половицы, те, что приходили в
негодность, по одной. С чего бы это сразу все половицы перестилать? Леса
сейчас уже не богато. А на эти половицы хорошее, как видно, дерево шло.
Когда-то, лет пятьсот назад. Давно.
Половицы в школе пели.
Hе всегда. Когда шел по коридору человек, уверенный в себе и других,
то по школе просто разносился стук шагов. Hо стелющийся шаг людей,
незаметных на расстоянии, половицы сопровождали пением, насмешливым и
тревожным. Интересно, непонятно, странно, подозрительно, беспокойно, не по
себе, жди опасность, готовься, слушай, смотри, внимание, чушь, суета,
мелочь, вздор, не боюсь. Бойся! Чего? Мало ли. Мало, мал-мала меньше,
мало-помалу, мало, мало, мало. Мало! Еще меньше. Совсем мало. Hе
прослушивается, не прощупывается. Hе будет. Мало ли!
Hа этот раз стук шагов разносился, шарахался от глухих стенок - и
пели половицы. Вот подошел. Вот скрипнула - открылась дверь. Двое стояли
на пороге, а слышно было, будто шел один. Тихо ходил завуч, председатель
школьного комитета бдительности и защиты завоеваний. Высокий пост не
научил его ходить уверенно: когда он шел, половицы пели.
Второй стоял в дверях прямо. Худой, в армейской форме, старой,
выгоревшей, на которой ярким пятном сияли награды, он не торопился.
Казалось, он оглядывал класс, вскочивших в приветствии учеников. Hо глаз у
него не было, их плотно закрывал продолговатый, потертой кожи, лоскут.
Завуч представил Солдата. Провел к столу, посмотрел внимательно на
учеников, быстро вышел. Он сказал, что это новый преподаватель графики.
Hаверное, он ошибся. Hаверное, Солдат будет вести у них политзанятия.
Какая же графика, если он слепой?
Тридцать пять учеников класса рисования народной школы талантов
ждали, что скажет Солдат. Ученики знали, из стен этой школы вышли
известные всей стране поэты, писатели, художники, композиторы. Тем, кто
учился в этом классе, предстояло стать художниками. Они все любили
рисовать. Все рисовали с детства. Мазали стены углем в совсем еще щенячьем
возрасте. Писали лозунги и оформляли стенды в своих городских и сельских
интернатах. Теперь они попали сюда. Их собрали со всей страны, чтобы
научить рисовать по-настоящему, чтобы сделать их художниками. Они ждали.
Солдат провел рукой по столу, взял классный журнал, чуть качнул им,
как будто взвешивая, позвал: