"Майкл Суэнвик. Скерцо с тиранозавром" - читать интересную книгу автора

больного динозавра. Я не глуп. Я тут же увидел все скрытые смыслы.

Парнишка - Филипп - был моим сыном.

Хоукингс был моим сыном.

Я даже не знал, что у меня есть сын, а теперь он мертв.

После нескольких блеклых, пустых минут я принялся за работу: стал
прочерчивать линии времени в голопространстве рабочей станции над столом.
Простая двойная петля - для Хоукингса/Филиппа. Более сложная фигура - для меня
самого. Потом я учел такие факторы, как офицеры СБВ, официанты, палеонтологи,
музыканты, рабочие, которые первоначально построили станцию и которые под
конец разберут все конструкции, когда мы тут закончим... несколько сотен
отдельных индивидуумов.

Получилась чертовски сложная фигура.

Похожая на Гордиев узел.

Потом с трудом я начал составлять памятку более молодому себе. Из
углеродистой стали, обоюдоострый дамасский меч. Меч-меморандум, который
разрубит научно-исследовательскую станцию "На вершине холма" на тысячи
конвульсивно содрогающихся парадоксальных фрагментов.

Найми этого, уволь ту, оставь сотню молодых ученых, здоровых и способных к
размножению, в прошлом, на один миллион лет до нашей эры. Ах да, и не зачинай
никаких детей.

Спонсоры наши после такого набросятся на нас, как рой разъяренных ос.
Неизменяемость вырвет путешествия во времени из рук человечества. Все,
связанное с ними, уйдет в мертвую петлю и, исчезнув из реальности, ввергнется
в дезинтеграцию квантовой неопределенности. Станция "На вершине холма"
растворится в области вероятности и домыслов. Исследования и находки тысяч
преданных своему делу ученых исчезнут из сферы человеческого знания. Мой сын
никогда не будет ни зачат, ни рожден, ни послан бессердечно на смерть.

Все, на достижение чего я потратил целую жизнь, будет разрушено.

На мой взгляд, звучало неплохо.

Когда памятная записка была завершена, я снабдил ее пометками.

НЕОТЛОЖНО и ТОЛЬКО ДЛЯ МОИХ ГЛАЗ. А потом подготовился послать на три
месяца вспять.

За спиной у меня раздался щелчок, и открылась дверь. Я повернулся всем
телом в вертящемся кресле. Ко мне пришел единственный во всем мироздании
человек, который мог бы остановить меня.