"Григорий Свирский. Штрафники " - читать интересную книгу автора

Чтоб помнил буровиков.
"Жеребцы" толпились вокруг детской ванночки, черпая оттуда кипяток и
весело матерясь. Рослые, с бугристыми мускулами, в наколках, - возле
детской ванночки. Зрелище это было смешное, и сами они смеялись - над
ванночкой, друг над другом, по любому поводу. Кто-то поскользнулся на мыле,
шмякнулся, тут уж гогот начался такой, казалось, сруб развалится...
Чувствовалось, баня для них - и театр, и клуб, и гулянье. Громче всех сипел
от хохота, суча ногами, буровик, мой знакомый, словно это не он только что
говорил мне безнадежно: "Жизнь-то, получается, стерва!"
Когда снова плеснули на гальку, я рванулся в холодную пристройку
ошалело. Впрочем, не я один. Только Сойферт остался на полке, неостановимо,
как заведенный, хлеща себя веником из разбухшей крапивы.
- Хо-о! - протянул он блаженно, выбравшись на ощупь в предбанник. --
Банька, таки-да-а!.. Есть морс, рекордсмены?..
Клюквенный морс охлаждался на улице, под лестницей. В огромном чайнике.
Запарившиеся огненно-красные парни тянули его из носика, чуть "отходили" --
и снова ныряли в парилку.
Оттуда слышались взрывы хохота. Сойферт поглядел в сторону парилки,
небритое лицо его стало напряженно-несчастным, он встрепенулся, сказал
устало и печально:
- В здоровом теле - здоровый дух! А? Надо им крабов подбросить.
Пришли вчера по спецзаявке. Ничего, начальство обойдется...
Он долго тянул из носика чайника клюквенный морс.
- Не верите, не выжил бы, если б сюда не подавался, - произнес он,
поставив чайник на пол. - Напаришься... неделю живешь. Надо им еще курей
выделить... из обкомовского фонда. Ох, воздуху мне не хватает!.. - И вдруг
посмотрел на меня отчужденно, словно принял меня за кого-то близкого,
поверил, а... что я за птица?.. Что напишу потом?.. - Аммиак, - выдавил из
себя Лева Сойферт. - Сплошной аммиак... на заводе. Запашок!.. Люблю
тундру...
Из парилки выскочили, в клубах пара, ребята, один из них закричал
радостно:
- Тута еще!
Тогда повалили один за другим остальные, один, совсем молоденький,
беззубый, просил Сойферта написать в их деревню, в сельсовет, чтобы матери
крышу покрыли. Одна она, а дожди пошли. Другой, постарше, не знал, как
пристроить в ясли дите.
Сойферт достал мятый блокнотик, записал.
- Через неделю ответ, - сказал. - С доставкой на дом...
Заулыбались, потянулись к нему - я увидел, нет ничего необычного в
том, что здесь, у моря Лаптевых, редко произносят известные в России имена,
допустим Брежнева, Косыгина, желтолицего хозяина полуострова, наконец! Одно
имя, чаще всего, звучит над болотистой или ледяной тундрой: "Лева Сойферт"
-- "Товарищ Сойферт!"
- Товарищ Сойферт! - прохрипел вслед нам буровик, когда мы, на другой
день, шли к вертолету. - Пришлите долота! Алмазные!.. - Догнал нас, дыхнул
в лицо перегаром. - Долота, говорю! Алмазные!.. - и вдруг тихо, со
спокойной яростью: - Вроемся, что ли, глубже, проданные?!
Я вернулся к буровикам через неделю, был в этих краях все лето, летал в
Норильск, в Игарку, на спасение заблудившихся в тундре геологов, трясся на