"Григорий Свирский. Штрафники " - читать интересную книгу автора

- Правды?! - вскричал уязвленный Сойферт. - Нате вам правду!.. Я --
одесский вор. В лагерях говорили "друг народа". Мой сокамерник Сидор
Петрович, "Сейдер", тот что в пенсне, - "враг народа". А буденновец
Пилипенко - наш бывший начальник режима, убийца! Зверь! Ныне завкадрами...
На что вам эта правда?! Ее в Москве собаками затравят... Что? Почему не
разъезжаемся? Сцепились с убийцей, как в припадке?.. Что такое?! - перебил
он самого себя. - Опять мы... не туда!.. Знаете что? Полетели... в баню!..
Через час вертолеты уйдут по партиям. С фруктами. Вагон пришел. Половина
яблок погнила. Если за ночь их по тундре вертолетами не разбросать,
прости-прощай, утром придурки разберут... У буровиков, вот где положительных
эмоций! Ведрами черпай! А утром назад. Не вздумайте отказываться. Нынче
банный день.
В баню мы летели на крошечном целлулоидно-стрекозином вертолете "МИ-1",
который летчики называют "двухместным унитазом". Под скамеечкой стояли
яблоки - антоновка и золотой ранет, наполняя кабину пряным, с гнильцой,
ароматом южных садов.
А внизу зеленела тундра, в слепых блестках озер, от которых резало
глаза. Земля остывала, как металл, вынутый из горна. В цветах побежалости.
За спиной бился мотор, увлекая нас вдоль просеки, прямой, как стрела
указующая...
Если б на воздушном шаре!
Тишина. Воля... "Тишина, лучшее, что слышал..." - мелькнуло
пастернаковское... Он раньше многих понял, чего недостает людям.
Наконец зачернел вдали дым, притянувший наш вертолет, как лассо...
Сойферт притих. Я взглянул на него. Он сидел, вяло откинувшись на спинку,
белый, держась за сердце.
- А? - ответил он на мой вопрос. - Давно пора на свалку. Тридцать
лет на аврале... Врач?.. Врач считает, надо бежать в Одессу... Дурак врач!..
Мы опустились возле палатки с антенной, долго висели над кочкой,
наконец приткнулись кое-как, летчик выскочил, не выключая мотора, поглядел,
не увязнет ли машина, не опрокинется ли, затем остановил винт, и в шелесте
еще, не в тишине, мы услышали чей-то хриплый голос:
- Водку привезли?!
Взяли и яблоки. Ящики с яблоками несли впереди, как знамена. Без
энтузиазма.
Прыгая по кочкам, проваливаясь в ржавую воду, мы подходили к бане,
возле которой громоздились горы валежника. И в эту минуту прозвучал выстрел.
Глухой. Из дробовика. Никто не остановился. Шли, как ни в чем не бывало.
Хлопнул еще выстрел. И тут же другой, гулкий. Оказывается, стреляли по
черному репродуктору, водруженному на столбе посередине лагеря. Он был похож
уж не на репродуктор, а скорее на рыбацкую векшу. Палили из нескольких
палаток. Как на стрельбище.
Сойферт огляделся и, покачав головой, решил вмешаться. Засунул голову в
палатку, в которой залег один из стрелков; оттуда донеслось протестующее:
- Товарищ Сойферт! Так он жить не дает, репродуктор. Базарит и
базарит!..
- Таки-да! - печально сказал Сойферт и повернул к бане.
Под баню приспособили деревенский сруб из "листвяка" - огромных бревен
сибирской лиственницы. Такие удержат тепло даже в пургу.