"К.А.Свасьян. Философии символических форм Э.Кассирера" - читать интересную книгу автора

(вне формально-логической метафизики) и оказавшим влияние на все последующее
платоноведение.[17] Очевиднейшие следы этого влияния наличествуют и в
"Философии символических форм", особенно в исследованиях языка и мифа. Один
типичный пример, думаем мы, будет вполне достаточен. Кассирер анализирует
давнишний спор философов о "природе имен": даны ли имена "по установлению"
(?????) или они "природны"(?????). Исторически наиболее яркое свидетельство
этого спора явили софисты и стоики: первые в утверждении чистой
субъективности языка, вторые в признании за ним объективной значимости.
"Заключен ли язык всецело в круге субъективного представления и мнения, или
между сферой наименований и сферой действительного бытия наличествует
глубинная связь; имеют ли сами наименования внутреннюю "объективную" истину
и правильность? Софистика отрицает, Стоя утверждает подобную объективную
значимость слова; но как в негативном так и в позитивном решении форма самой
постановки вопроса остается одинаковой" (1.132-133). Ответ Кассирера почти
полностью совпадает с прокловским комментарием к "Кратилу". По Проклу, имя и
"установлено", и "природно"; оно - "установлено" в ракурсе творчества и
"природно" в ракурсе парадигматики. Тем самым устраняются ограниченности как
наивного субъективизма, так и наивного объективизма. Эта мысль детально
развивается Кассирером в демонстрации абсурдных выводов обеих точек зрения.
В отдельности взятые, софистическая и стоическая концепции порочны в
одинаковом смысле; слово и "объективно" (???? ???????), и "субъективно"
("(???? ????), но оно впервые становится словом как таковым лишь с
приобретением символической значимости, пресуществляющей оба момента: символ
"субъективен", как модель действительности, но он же и "объективен", как -
сказали бы мы сейчас - "порождающая модель". В этом смысле кассиреровская
интерпретация платоновских идей существенно определила его концепцию
символа. Исторически это понятие сближаемо в большей степени с платоновским
эйдосом, чем с кантовской формой, хотя и от эйдоса его отличает чересчур
подчеркнутый функционализм.

ШКОЛА КЭМБРИДЖА

Английскому платонизму Кассирером посвящено специальное
исследование.[18] Мы останавливаемся на нем лишь потому, что он оказался
вехой, соединяющей "Философию символических форм" в ее неоплатонических
истоках с философией немецкого романтизма. Основное понятие этого
направления, "эстетико-метафизическое", по характеристике Кассирера, понятие
"внутренней формы", восходящее к Плотину и играющее столь значительную роль
в романтических теориях, должно быть отмечено здесь в первую очередь. Школа
Кэмбриджа, возникшая на рубеже XVII и XVIII веков, определилась внешне как
оппозиция эмпирической психологии, сводящей мыслительные процессы к
чувственным факторам. В центре ее внимания оказалась форма этих процессов,
мыслимая в своей изначальной и неразложимой цельности;
систематически-философское исследование этой "формы" составляет средоточие
воззрений Кэдворта и его последователей; Кассирер отмечает, в частности,
Шефтсбери, давшего, по его мнению, совершенное литературное изложение этих
воззрений. Суть кэмбриджского платонизма вкратце может быть передана
следующим образом. Всякое внешнее оформление чувственно-данного зиждется на
определенных внутренних мерах (interior numbers), ибо форма не может
порождаться веществом; она есть несотворенное и непреходящее, чисто