"К.А.Свасьян. Философии символических форм Э.Кассирера" - читать интересную книгу автора

исключительно на выискивание ассоциаций и аналогий, эта занимательная
"охота", при всех сулимых ею сюрпризах и находках, может оказаться
губительной не только для автора, но и в первую очередь для самого
исследователя. Так, например, анализируя кассиреровскую теорию понятия и
встречаясь с утверждением, что эмпирик, говорящий о своем незнании абсолютно
точной прямой и т. п., признает тем самым наличие разных степеней точности
и, стало быть, предполагает сравнение с точной идеей, основная функция
которой подтверждается таким образом вполне, я могу показать, что
максимальное применение этого типично математического аргумента восходит не
только к доказательству всесовершенного существа Клеанфом у Секста Эмпирика
(Adv. Math., IX, 88), но и к анализу итальянского языка в ХVI-й главе 1-й
книги трактата Данте "О народном красноречии". Спрашивается: что дала бы
мне, как исследователю, фиксация этой связи? Дело идет, стало быть, не об
историко-философском крохоборстве (кто бы, за исключением буддийских логиков
и, пожалуй, досократиков, выдержал этот экзамен на оригинальность?), но о
подчеркивании ряда основополагающих аналогий. Перечень "влияний" (занятие
едва ли не сомнительное) должен носить не обзорный, а проблемный характер. В
первом случае добросовестное исследование рискует распухнуть в справочник,
где фигурировала бы вереница имен: от математика Дедекинда и драматурга
Ведекинда до обоих Менандров, комедиографа и ретора. Во втором случае
"влияния" должны помочь более рельефному и контрастному осмыслению предмета
исследования. Поэтому, обращаясь к проспективной линии истоков и предпосылок
философии Кассирера, мы вынуждены, опустив ряд имен, ограничиться тремя
мыслителями, донельзя противоположными и несхожими и, может быть, именно
вследствие этого особенно "влиятельными". Речь идет о Гегеле, Гуссерле и
Шелере.

ГЕГЕЛЬ

Влияние Гегеля на общую методологию "марбургской школы" велико,
настолько велико, что если неокантианца Риккерта могли в свое время не без
оснований именовать неофихтеанцем, то неокантианец Коген дает достаточные
основания (в ряде важнейших пунктов своей логики) говорить о
неогегельянстве. Гегель, прежде всего, помог Когену "очистить" кантовскую
философию от "догматических" остатков и справиться с последствиями этого
"очищения". В следующей главе нам придется более подробно рассмотреть
отмеченную ситуацию. Здесь подчеркнем еще типично гегелевский "логический
фанатизм" (выражение Якоби), определивший все устремления "марбургской
школы". Что касается Кассирера, то, опуская частности, необходимо обратить
внимание на самый метод построения "Философии символических форм". Все три
тома книги представлены как феноменология - лингвистической, мифической и
познавательной форм. В предисловии к 3-му тому Кассирер специально
оговаривает контекст прочтения этого слова. "Говоря о "феноменологии
познания", я тем самым связываю себя не с современным словоупотреблением
(имеется в виду школа Гуссерля - К. С), но восхожу к тому коренному значению
"феноменологии", которое было установлено Гегелем и систематически
обосновано и оправдано им" (3.VI. Ср.2.Х - XI и 1.1 5-16). Феноменология для
Гегеля - основная предпосылка философского знания, долженствующего охватить
всю целокупность духовных форм, но сама эта целокупность мыслима не иначе,
как в переходе от одной формы к другой. Истинно - целое, но целое