"Виктор Суворов. Аквариум. (повесть)" - читать интересную книгу автора

А вот крупным планом камера показывает лицо живого человека. Лицо
совершенно потное. Жарко у топки. Лицо показывают со всех сторон бесконечно
долго. Наконец камера отходит в сторону, показывая человека полностью. Он
не в халате. На нем дорогой черный костюм, правда, совершенно измятый.
Галстук на шее скручен в веревку. Человек туго прикручен стальной
проволокой к медицинским носилкам, а носилки поставлены к стене на ручки
так, чтобы человек мог видеть топку.
Все кочегары вдруг повернулись к привязанному. Это внимание привязанному,
видимо, совсем не понравилось. Он кричит. Он страшно кричит. Звука нет, но
я знаю, что от такого крика дребезжат стекла. Четыре кочегара осторожно
опускают носилки на пол, потом дружно поднимают их. Привязанный делает
невероятное усилие, чтобы воспрепятствовать этому. Титаническое напряжение
лица. Вена на лбу вздута так, что готова лопнуть. Но попытка укусить руку
кочегара не удалась. Зубы привязанного впиваются в его собственную руку, и
черная струйка крови побежала по подбородку. Острые у человека зубы, ничего
не скажешь. Его тело скручено крепко, но он извивается, как пойманная
ящерка. Его голова, подчиняясь животному инстинкту, мощными ритмичными
ударами бьет о деревянную ручку, помогая телу. Привязанный бьется не за
свою жизнь, а за легкую смерть. Его расчет понятен: раскачать носилки и
упасть вместе с ними с направляющих желобов на цементный пол. Это будет или
легкая смерть, или потеря сознания. А без сознания можно и в печь. Не
страшно... Но кочегары знают свое дело. Они просто придерживают ручки
носилок, не давая им раскачиваться. А дотянуться зубами до их рук
привязанный не сможет, даже если бы и лопнула его шея. Говорят, что в самый
последний момент своей жизни человек может творить чудеса. Подчиняясь
инстинкту самосохранения, все его мышцы, все его сознание и воля, все
стремление жить вдруг концентрируются в одном коротком рывке... И он
рванулся! Он рванулся всем телом! Он рванулся так, как рвется лиса из
капкана, кусая и обрывая собственную окровавленную лапу.
Он рванулся так, что металлические направляющие желоба задрожали. Он
рванулся, ломая собственные кости, разрывая жилы и мышцы. Он рванулся...
Но проволока была прочной. И вот носилки плавно пошли вперед. Двери топки
разошлись в стороны, озарив белым светом подошвы лакированных, давно не
чищенных ботинок. Вот подошвы приближаются к огню. Человек старается
согнуть ноги в коленях, чтобы увеличить расстояние между подошвами и
ревущим огнем. Но и это ему не удается. Оператор крупным планом показывает
пальцы. Проволока туго впилась в них. Но кончики пальцев человека свободны.
И вот ими он пытается тормозить свое движение. Кончики пальцев растопырены
и напряжены. Если бы хоть что-то попалось на их пути, то человек,
несомненно, удержался бы. И вдруг носилки останавливаются у самой топки.
Новый персонаж на экране, одетый в халат, как и все кочегары, делает им
знак рукой. И. повинуясь его жесту, они снимают носилки с направляющих
желобов и вновь устанавливают у стенки на задние ручки. В чем дело? Почему
задержка? Ах, вот в чем дело. В зал крематория на низкой тележке
вкатывается еще один гроб. Он уже заколочен. Он великолепен. Он элегантен.
Он украшен бахромой и каемочками. Это почетный гроб. Дорогу почетному
гробу! Кочегары устанавливают его на направляющие желоба, и вот он пошел в
свой последний путь. Теперь неимоверно долго нужно ждать, пока он сгорит.
Нужно ждать и ждать. Нужно быть терпеливым...
А вот теперь, наконец, и очередь привязанного. Носилки вновь на