"Николай Флорович Сумишин. Второе признание " - читать интересную книгу автора

- Понимаешь... я не смогу смотреть, когда ты будешь ласкать чужого
ребенка, - сказав это, Катя спрятала дрожащие руки под стол, чтобы муж их не
видел.
- Он же нашим станет, Катя! Ты полюбишь его, как своего родного!
Катя отрицательно покачала головой.
- Я много думала. Самое большое счастье - дарить жизнь... Оно обошло
меня. Меня! Меня одну!.. Нет, нет, ты слушай! Я тебя прошу. Счастье обошло
меня стороной... Есть женщины, которые сознательно им не пользуются и
живут... себе в удовольствие... Наверно, и мне нужно переключиться на новую
волну... А там, глядишь, и старость...
- Что ты мелешь! Что ты только мелешь! Это я... дурак. Не надо было
напоминать.
- Напоминать... Это всегда между нами. Даже тогда, когда мы
целуемся... - Перед Катей были одни лишь широко раскрытые, испуганные глаза
мужа, но она уже не могла сдержаться. - Ты еще найдешь себе... женщину и
полюбишь, и она тебя... Это же так просто, каждый день столько разлук...
Квартиру я тебе оставлю... Между нами, если уж начистоту, уже давно это...
Не смотри так, словно я открываю тебе Америку. Ты и сам, наверно,
чувствуешь. Любовь, она только вначале, а потом... Потом отчаянные
разводятся, а слабохарактерные несут свой крест...
- Это просто ужас!.. Столько ты всего наговорила...
- Никак не хочешь взглянуть правде в глаза. Жизнь жестокая...
- Не подтасовывай нашего горя.
- Моего горя.
- Нет, нашего! Нашего горя, потому что я... - Василь вдруг замолчал,
взглянул на жену как-то жалобно и сказал тихо, точно так, как тогда, в
свадебное воскресенье, когда они сидели в темноте, а в приоткрытое окно
лилась грустная песня, которую уносили со свадьбы девушки, и он произнес: "Я
люблю тебя, Катя..."
Катя опустила голову и промолвила еле слышно:
- И все же я рада, что сказала тебе. Теперь, независимо ни от чего, мои
слова будут жить в тебе, и ты станешь привыкать к ним.
- Никогда! Молчи, я слушать не хочу!.. Я тебя прошу, Катя, молчи...
Катя молчала, и Василь - тоже.
С тревожным сердцем Катя кружила по квартире, бралась за какую-нибудь
работу и тут же ее оставляла, а Василь лежал на диване, закрылся газетой.
Чужие окна равнодушно светились в темноте, сразу же за их окном.
"Ну вот, - думала Катя, - произошел все-таки между нами этот проклятый
разговор. Словно неотвратимая стихия ворвалась в жизнь, вырвала из-под ног
теплую землю и затопила все водой со льдом. Хоть бросайся с берега и плыви.
Безумный миг настал! Но теперь не доплыть до Василя, потому что слова, эти
коротенькие фразы о любви, которая осталась в прошлом - может, еще на
свадьбе, - кромсают берега, снуют невидимо в пропасти, расширяя и углубляя
ее..."
Василь лежал тихо, газетой не шелестел, видимо, не читал ее, а думал
о... "слабохарактерных, которые несут свой крест". Обиделся. Ну и пусть!
Катя найдет силу воли, чтобы прибрать к рукам все свои жалости. Раз уж
началось, то лучше разорвать сразу все до конца, собраться и уйти. Скажем,
завтра утром, думая, что идешь на работу. А на перекрестке возле кинотеатра
повернуть к вокзальной площади, пересечь ее по кратчайшей прямой и