"Тайна белого пятна" - читать интересную книгу автора (Михеев Михаил)

Часть десятая ПОРОГ

Приподняв голову, Липатов некоторое время разглядывал Зину с таким недоумением, как будто она вернулась с того света. Потом увидел висевшую на запястье скобу от лодки и понял.

– Идиот! – И поднялся рывком. – Где полено?

Зина не ответила.

– Так... все понятно, – заключил ок устало и усмехнулся, как обычно: тяжело и угрюмо. – Зачем вы притащили меня сюда? Что вы хотите со мной делать?

Зина выдернула клок травы и отбросила его в сторону.

– Я хочу с вами поговорить.

– Нам не о чем говорить, – отрубил Липатов. – Зря будете терять время. Вам проще всего спихнуть меня в реку.

– Это я еще успею сделать, – в тон ему заявила Зина.

– Вот как! – Липатов улыбнулся. – А вы молодец.

Я все больше и больше уважаю вас... Плохо только одно: вы здорово ошибаетесь, если думаете, что из нашего разговoрa пoлучится какой-нибудь толк.

– Кто знает, – возразила Зина. – Вы же сумели меня уговорить, помните?

– Помню. Но я вас не уговаривал. Я просто поставил вас перед необходимостью.

– Вот и я вас поставлю перед необходимостью.

– Не сможете, – заявил Липатов. – Для меня больше нет необходимости. Вы забыли наш уговор и выбросили полено.

– Я не выбрасывала. Вы уронили его, когда... когда я вас ударила. Полено унесло течением. Мешок с вещами тоже унесло. Мне удалось удержать только вас.

– Вы бы лучше выручали мешок. Он был бы вам полезнее.

– Согласна. Но вы были для меня важнее.

– Что-то я плохо понимаю.

– Вот это я и хочу вам объяснить, – Зина передвинула кольцо наручников, чтобы оно не врезалось в запястье. – Я собираюсь привезти вас на рудник.

– Вот теперь понимаю, – насмешливо перебил ее Липатов. – Можете дальше не продолжать. Вы хотите, чтобы я на допросах выдал агента на руднике. Причем, так просто я его не выдам, вы знаете, значит, меня будут пытать. Вы этого хотите?

– Как вам не стыдно! – возмутилась Зина. – Никто вас не будет пытать. Вашего агента мы найдем и без вас. Я не об этом хочу говорить.

– Тогда о чем же еще?.. Может быть, вам неприятно убийство и вы хотите, чтобы меня расстреляли на законном основании, как шпиона?

– Вас будут судить на законном основании, – поправила Зина. – Но вас могут и не расстрелять.

– Ага! Вы считаете, я раскаюсь и все такое... Напрасно думаете. Выслушайте меня. Я не стал бы разговаривать ни с кем другим. Но вас я уважаю за преданность своей стране... А я... я ненавижу вашу страну и никогда не помирюсь с ней.

– Но почему? – горячо вырвалось у Зины. – Что сделала вам моя страна? За что вы так ненавидите ее, ведь здесь родились ваша мать и ваш отец.

– Да! – мрачно согласился Липатов. – Здесь родился мой отец. Но здесь же его и расстреляли.

– За что?

– Во время войны он попал в немецкий концлагерь. После освобождения вашими войсками стал работать в вашей стране. Но он скрыл, что у него за границей осталась семья. Он боялся. За это его арестовали и расстреляли как шпиона.

– Липатов, его не могли за это расстрелять.

– Я сам читал фотокопию ордера на его арест. Его арестовали и заставили признаться в преступлениях, которые он не совершал. Молчите!.. Его расстреляли как шпиона, а он был честный человек... После его смерти наша семья осталась без поддержки. Мать заболела, сестра была еще мала... даже для улицы. Мне пришлось бросить школу. Я торговал газетами, просил милостыню... да что я вам рассказываю, когда вы никогда нe сможете представить, что значит – просить милостыню... Я хорошо говорил по-русски. Нашлись люди, которым это пригодилось. Они устроили меня в школу диверсантов. Я согласился. У меня не было другого пути. Там-то мне и рассказали, как умер мой отец и кому я обязан всеми своими несчастиями. А вы хотите, чтобы я уважал вашу страну! Довольно! – оборвал он Зину, которая собиралась ему возразить. – Не говорите больше ничего. Принесите мне лучше напиться... Ну, что ж вы колеблетесь? Размышляете, стоит ли меня напоить?

Зина, помедлив, достала из сумки дневник. Вырвала чистую страницу.

– Я думала о том, как вам принести воды, – сдержанно заметила она. –Мешок уплыл, у нас нет ни котелков, ни кружек.

Она сделала из бумаги фунтик, спустилась к берегу.

Ей пришлось сходить несколько раз, прежде чем Липатов напился.

– Спасибо, – сказал он. – Подумать, сколько я доставил вам беспокойства, – добавил он, с грустным сочувствием глядя на нее. – Ну, ничего. Вы скоро избавитесь от меня и от всех хлопот, связанных со мной... Что вы так смотрите? Неужели вы думали, я соглашусь, чтобы меня вeли, как бычка на веревочке... Знаете что, сядьте вот здесь, напротив, чтобы я смог видеть вас. Посидим мирно несколько минут. Мы столько часов провели вместе. Я не в обиде на вас. Видит бог, я старался относиться к вам лучше, чем это было можно в моем положении.

Закрыв глаза, Липатов откинул голову и подставил солнечным лучам лицо; – Греет! – сказал он мечтательно. – Хорошо как здесь после этого проклятого подземелья. Сосной пахнет... Птица какая-то шуршит в кустах, слышите?.. Так чудесно, так удачно природа устроила все у себя, а как плохо распорядился своим хозяйством человек! Вот мы с вами могли быть друзьями, а вместо этого – смертельные враги. И чтобы одному остаться жить, другому нужно обязательно умереть... Да, – заключил он задумчиво, – умереть.

Он сделал головой странное движение, как бы пробуя, сможет дотянуться губами до воротника своей куртки.

Зина не шевельнулась.

Липатов улыбнулся ей слабо и грустно.

– Вы помните, я вам рассказывал сказку... Тысячу втoрую ночь Шехерезады. Глупая сказка, не правда ли? Но вы, кажется, хотели знать ее продолжение. Так вот сейчас я ее закончу...

Зина уже понимала, что сейчас произойдет. Еще одно испытание для Липатова.

– Принцесса решила увезти Принца-неудачника в свою Страну, – начал oн. Но Принц не согласился... и умер. Принцесса уехала одна... Вам нравится такой конец?

– Нет, не нравится.

– Мне тоже... не особенно нравится. Но ничего не поделаешь, сказка закончилась так. Во всяком случае для Принца.

Он наклонил голову и ухватился зубами за угол воротника. На лице его появилось изумление.

– Сказка еще не закончилась, – сказала Зина. – Я нашла и выбросила вашу ампулу. Там, в воротнике, зашит камешек.

В глазах Липатова появились искорки.

– Так вы и здесь провели меня, – сказал он медленно, с нарастающим нажимом. – Я тут откровенничал с вами, расчувствовался, – он дышал все чаше, а вы сидели и посмеивались, как на плохой мелодраме.

– Я не смеялась...

– Молчите, вы!.. – он попытался разорвать веревки.

Лицо его побагровело от усилия. Потом опустил напряженно поднятые плечи. Сказал задыхающимся шепотом, сквозь зубы: – Какой же я дурак...

Он оглянулся вокруг побелевшими от жгучего отчаяния глазами.

Зина насторожилась.

– Липатов!

Он сильно оттолкнулся связанными ногами и разом очутился на краю обрыва. Голова его и плечи уже повисли над водой. Еще движение!.. Зина бросилась, как кошка, и ухватила его за ноги.

В слепом бешенстве, уже не видя ничего вокруг, он рвался, извиваясь как гигантский червяк. Со слепой яростью он стремился к смерти. А Зина, так же свирепо стиснув зубы, боролась за его жизнь. Ударом головы он разбил ей лицо, но она не отпустила его.

Если бы Липатову удалось упасть в воду, она бы тут же бросилась за ним.

Они спихнули мешок с едой и течение унесло eго.

Наконец Зине удалось ухватить Липатова за воротник куртки и оттащить от берега. Тогда, изогнувшись, он вцепился связанными руками в веревку на ногах и пытался развязать ее.

– Липатов! – крикнула Зина. – Не развязывайте. Иначе я опять ударю вас.

Но он не слушал ее.

Ударить связанного Липатова Зина уже не могла.

Она выдернула нож, взяла его за лезвие и изловчившись, рукояткой сильно стукнула Липатова по пальцам.

Он выпустил веревку, уткнулся лицом в траву.

Чувствуя бесконечную усталость, Зина опустилась, почти упала рядом.

Он не шевелился. Только плечи поднимались от тяжелого прерывистого дыхания. В светлых спутанных волосах застряли хвоинки. Возле уха багровела ссадина – след ее удара.

Поединок закончился.

Горячее солнце заливало лучами полянку. Небесному светилу не было дела до каких-то там людских раздоров и междоусобиц. С материнской ласковостью одинаково грело оно и победительницу и побежденного.

Неутомимо шумела река.

Зина достала из кармана сырой холодный платок и приложила его к разбитой губе.

– Слушайте, Липатов, – начала она. – Я привезу вас в поселок Таежный, чего бы это мне ни стоило. И обязательно живым. Я не дам вам умереть. Вас арестуют и будут судить.

Губа болела, но платок мешал говорить и Зина убрала его.

– Вас будут судить. Как шпиона и диверсанта. Преступление ваше велико, и наказание должно быть тяжелым... – она помолчала, разглядывая темные пятна на платке. – Но я буду просить, и я думаю... я уверена, что со мной согласятся и сохранят вам жизнь... Вы останетесь жить. И вы будете жить. Вы будете жить и смотреть вокруг... И рано или поздно вы убедитесь – слышите, Липатов, я могу поручиться чем угодно! – рано или поздно вы убедитесь: все, что вам говорили про нас -ложь! Вы заблудились в жизни... Но вы смелы, и у вас хватит мужества в этом признаться. И тогда вам незачем будет ненавидеть ни нас, ни нашу страну.

Липатов молчал: Зина приподнялась на колени и сунула платок в карман.

– Я оставляю вам право не соглашаться со мной. Но в поселок привезу. И вы знаете, что я сумею это сделать! Как видите, я вас тоже ставлю перед необходимостью. У вас нет другого выхода, как согласиться... Я считаю вас не способным на мелкие пакости и ослаблю немного веревки, чтобы не затекали руки.

Зина передвинула веревку выше, к локтям. Липатов не пошевелился, Руки его были безвольные и податливые.

Она заглянула ему в лицо.

Две скупые слезинки стыли в уголках его глаз.

В сумке Зины были водоупорные спички. Она развела костер, чтобы отогнать от Липатова комаров, и отправилась в лес.

Она понимала, что должна торопиться. Сейчас ее окружал не гостеприимный лес провала, густо заселенный птицей и зверьем, а глухая, враждебная тайга. Пищи не было. Не было и оружия – один нож. И пока она не ослабла от голода, нужно успеть сделать плот. Течение в реке быстрое, и за сутки она сможет добраться до поселка.

Правда, на пути по реке есть пороги... но об этом пока не хотелось думать.

На счастье Зины, в лесу оказалось много поваленных ветром деревьев. Она отбирала лежавшие ближе к берегу, обрубала ножом сучья, сталкивала бревна в воду и привязывала веревкой, чтобы не уплыли.

Эта работа показалась бы достаточно тяжелой, даже не будь Зина утомлена последними приключениями. Но ощущение близости дома – подумать, всего сутки пути – прибавляло ей силы.

Во время работы она несколько раз прибегала на полянку проведать Липатова. Он лежал спокойно, даже очень спокойно. Тревожась, Зина потрогала его щеку. Он вздрогнул и отвернулся.

К вечеру шесть нетолстых бревешек уже плавали у берега. Они оказались разной длины, но это не имело значения.

Зина связала их вместе веревкой, переплела березовыми прутьями, и плот был готов. Плыть ночью Зина не рискнула и решила переночевать тут же на берегу, где меньше донимали комары.

Она перетащила сюда связанного Липатова. Он не сопротивлялся. Даже не открыл глаз.

Укладывая его возле костра и старательно подсовывая ему под голову охапку мягкого кедрового лапника, Зина заметила на его лице что-то похожее на угрюмую усмешку. Это ей не понравилось, ночью она почти не спала, беспокойно следя за своим пленником.

Под утро сон все же одолел, и забывшись часа на два, она проснулась испуганная – не случилось ли чего за это время.

Липатов лежал по ту сторону костра. Он не спал. Зина встретила его взгляд.

Ей показалось, что он давно уже смотрит на нее.

Как ни короток был отдых, Зина почувствовала себя бодрой и готовой пуститься в путь.

Она застелила плот толстым слоем кедровых веток и уложила на них Липатова. Он не протестовал.

Течение подхватило плот и понесло его со скоростью моторной лодки. Теперь каждая истекшая секунда, каждый пройденный метр пути приближали Зину к поселку, к дому, к родным. И хотя в желудке противно посасывало от голода, будь она одна, сейчас обязательно запела бы что-нибудь веселое, походное, что когда-то пела в пионерских походах. Но перед ней на плоту лежал связанный Липатов, и на душе его было совсем иное...

Зина довольно уверенно вела свое судно, работе шестом можно было научиться за четверо суток подземного похода, а маленький плот сидел в воде неглубоко и свободно проходил перекаты, не задевая дна. Правда, кое-где сильно качало, и сердитые волны захлестывали поверх бревен, но это не вызывало у Зины ни испуга, ни особенного беспокойства. Это была уже не та Зина – неопытная, всего боящаяся девчонка, которая когда-то плыла на лодке по этой реке. Упираясь ногами в шевелящиеся бревна, она уверенно наваливалась на шест, и плот счастливо проскакивал мимо камней.

Так шел час за часом.

К середине дня миновали то место, где год назад они с дядей и Семеном останавливались на ночлег. На большом валуне еще сохранилась копоть – возле него разводили костер. Здесь она накормила дядю Диму картошкой с песком.

...Порог Зина заметила поздно.

В реку вдавался скалистый бом. Чтобы миновать его, пришлось вывести плот почти на середину реки. И сразу же, совсем близко, показалась черная зубчатая гряда.

Тщетно Зина пыталась протолкнуть плот к берегу.

Мощная струя, отраженная утесом, несла его в самую теснину порога. Было ясно, что миновать его уже нельзя.

Держа шест наготове, Зина приготовилась к встрече. От первого же удара лопнула носовая связка.

Липатова на плоту удержали только веревки. Зина от толчка упала на колени, шест выбило у нее из рук.

Бревна разошлись веером. Она видела, что плот через секунду развалится и если ей удастся выбраться на берег, то связанный Липатов утонет обязательно.

Выдернув нож, Зина в несколько ударов разрубила веревки на его ногах и руках.

– Спасайтесь! – крикнула она. – Плывите к правому берегу.

Плот опять ударило о камень, Зина провалилась между бревен. От боли в ноге она вскрикнула и успела увидеть, как Липатов тут же обернулся на ее отчаянный крик...

Терпкий, раздражающий запах походил на горьковатый аромат полыни. Но тем не менее это была не полынь, а что-то другое. Зине захотелось узнать, откуда исходит такой необычный, и вместе с тем такой знакомый запах, вызывающий горечь во рту.

Она с усилием подняла ресницы.

От сверкающей белизны стало больно глазам. Зина вновь закрыла их, но уже догадалась, что лежит в комнате, где стены выкрашены белой масляной краской.

Очевидно, это больничная палата. Тогда стал понятен и запах.

Это пахло йодом.

Здесь мысли ее начали путаться, как будто она много часов подряд усиленно думала.

Потом она услышала знакомый голос. И, вновь приоткрыв глаза, разглядела дядю Диму. Она видела его смутно сквозь ресницы – у нее не хватало силы поднять тяжелые веки.

– Дядя Дима! – позвала она.

Но дядя почему-то не услышал. Тогда Зина постаралась крикнуть громко, у нее даже заболело в груди от усилия и глаза заволокло слезами.

– Дядя Дима!

– Шевелит губами! – услышала она радостное восклицание. – Кажется, хочет что-то сказать.

– Возможно, – сказал спокойный, уверенный голос. – Пора бы начать говорить. Третий день лежит без сознания.

Кто-то коснулся ее левой руки. Зина ощутила холод в предплечий, запах спирта и легкий укол. От неожиданности она вздрогнула.

– О! – услышала она тот же спокойный голос. – Она уже чувствует. Это хорошо. Приходите завтра, товарищ Вихорев. Завтра она уже будет говорить. И не беспокойтесь, выздоровеет ваша племянница. У девушки удивительно мощный организм.

Главный врач городской больницы оказался прав. На другой день Зина смогла уже разговаривать с дядей.

И второй вопрос был о Липатове.

– Он тоже здесь, в городе, – сказал дядя Дима. – Из больницы уже выписался...

– А можно мне с ним поговорить? – попросила Зина.

– Только не сегодня, – вмешался главный врач. – Вы еще слабы, и всякие разговоры вам еще ни к чему.

– Успеешь поговорить, – успокоил дядя Дима. – Никуда твой Липатов не убежит.

– Вот, вот, – подтвердил главный врач, – именно – не убежит!

– Он арестован? – догадалась Зина.

Но тут главный врач замахал обеими руками и решительно выдворил дядю Диму из палаты.

– Это ты неплохо придумала, – говорил на следующий день дядя Дима, – что посылала из провала поленья с адресом, где тебя искать. Только твое "письмо" дошло до нас всего неделю тому назад – привезли рыбаки с низовьев. Нечего рассказывать, как все мы здесь обрадовались. Ведь целый год прошел, считали, что тебя уж живой нет... Конечно, сразу послали самолет к провалу. На озеро спрыгнул парашютист с рацией. Кстати, он и сейчас там сидит, жует твою зайчатину и ругается по радио почем зря, все спрашивает, когда мы его оттуда вытащим.

Дядя Дима поправил Зине подушку.

– Он и сообщил нам, что никого на озере уже не застал. Тогда я снарядил моторную лодку и покатил к устью речки Черной. Мы правильно рассудили, что это единственный путь, по которому ты будешь добираться до рудника, если уж сумела сама вылезти из провала. Но мы, наверное, так мимо вас бы и проскочили, Семен разглядел: "Похоже, люди на берегу!" Подплыли ближе, видим: от реки, по косогору вверх, карабкается на четвереньках человек и несет тебя на спине. Ты была без сознания, да и он немного соображал, так измучился и отощал от голода. Привезли мы вас на рудник, а оттуда самолетом в город, в больницу. Липатов быстро отошел, а у тебя, кроме перелома ноги, обнаружили еще и сотрясение мозга. Врач так удивляется, – дело прошлое, почему не сказать, – как ты еще там, в тайге не умерла.

– Липатов рассказал, как все случилось?

– Он нам много чего рассказывал, – многозначительно заметил дядя Дима, но то ты сама знаешь... Ему удалось тебя вытащить из реки, когда плот разбило на пороге. Он разглядел перелом на ноге, – такой сообразительный парень, а то была бы без ноги, – наложил лубок из коры. Да так умело наложил, лучше и не придумаешь. Тащить тебя по берегу через тайгу, через бурелом нечего было и думать, тогда он решил сплавить по воде. Плот сделать было нельзя, да и боялся он плыть по незнакомой реке. Так он столкнул в реку сухую лиственницу, прикрутил тебя к ней, зацепил за бревно шестом и пошел рядом по берегу. Ты плыла, а он шел. А когда попадалось трудное место, бом крутой или порог, он снимал тебя, перетаскивал по берегу, опять спускался к реке и опять искал подходящее бревно. Так и шел двое суток. Питался ягодой и тебя поил ягодным соком через воронку из бересты. Мы натолкнулись на вас, когда он обходил последний бом перед рудником. Он так обессилел, что уже ничего не слышал и не соображал, но упрямо тащил тебя вверх на берег. И дотащил бы, такой настойчивый парень.

– А o себе он все рассказал?

– Рассказал. Но мы многое уже знали: нашли того агента, который утащил карту из сейфа. Так что Липатова здесь уже ожидали вместе с его поленом.

– А что это за полено? – спросила Зина. – Мина какая-нибудь?

– Нет не мина, но не менее опасная и нехорошая штука, – дядя Дима, по-видимому, не хотела вдаваться в подробности, и Зина не стала настаивать.

– А где сейчас Липатов?

– Он в городском отделении МГБ. Его хотели отправить в Москву, на следствие, но он просил дать ему возможность поговорить с тобой, когда ты очнешься. Понятно, ему разрешили... Он нам про тебя тут таких вещей наговорил...

– Каких вещей? – не поняла Зина.

– Ну, каких... хороших вещей... – дядя Дима глянул на племянницу, как бы соображая, нужно ли ему говорить эти вещи или нет, и решил, что пока не нужно. – Кстати, – продолжал он, – ты не чувствуешь, что на твоей правой руке находится?

Зина с усилием приподняла руку и увидела на ней блестящее стальное кольцо.

– Снять не могли, – объяснил дядя Дима, – цепочку обрезали, а кольцо пока оставили, его наждаком резать нужно, решили пока тебя не беспокоить. Может, оставишь на память, вместо браслета?

Зина неловко улыбнулась.

– Он мне рассказал, – говорил дядя Дима, – да я что-то плохо поверил, будто ты могилу нашла... Николая?

– Хватит, хватит! – вдруг перебил дядю Диму вошедший врач. – Ну как вам не стыдно, товарищ Вихорев. Девушка, можно сказать, чуть не с того света вернулась, а вы ей про могилы. Вон у нее уже и румянец подозрительный появился. – А ну-ка, нянечка, дайте нам термометр. А разговоров на сегодня достаточно.

Через два дня Зина окрепла уже настолько, что могла сесть. Вечером, на второй день, к ней пришел Липатов. Он вошел один, – конвойный в белом халате, накинутом на гимнастерку, присел на табуретку за дверями.

Липатов сбрил бороду и усы и от этого казался Зине особенно похудевшим. Лицо его потеряло свою угрюмость, ее заменило выражение неуверенности. Как будто он боялся, что Зина не станет с ним разговаривать и прикажет ему выйти из палаты.

Она постаралась как можно приветливее протянуть ему руку. Он заметил кольцо наручника на ее запястье.

– Видите, – улыбнулась Зина, –какая крепкая память у меня осталась о вас. Никак не могу от нее избавиться.

Но Липатов не улыбнулся в ответ. Он нерешительно присел на табурет у постели. Зина не понимала замкнутости Липатова, ей казалось, что он напуган арестом и будущей своей судьбой. Ей это не понравилось. И она была рада убедиться, что ошиблась.

– Мне передали: вы хотите что-то сказать? – спросила Зина, помогая начать разговор.

-Да!– кивнул Липатов. – Да! – повторил он уже решительно. – Я хотел сообщить вам, что ваше предсказание уже сбылось.

– Какое предсказание?

– Я уже убедился, что ваша страна не виновата передо мной.

– Ну вот видите, – обрадовалась Зина. – Вы что-нибудь узнали об отце? Кто вам рассказал?

– Вы.

Зина несколько секунд внимательно рассматривала Липатова.

– Не понимаю, – сказала она наконец.

Липатов опустил голову и зажал коленями сложенные ладони.

– Когда я вытащил вас из воды, – начал он негромко, – на вас была сумка. Я знал, что в ней хранились спички, и хотел развести костер. Спичек не нашел, а наткнулся на дневник. Случайно в дневнике заметил одну фамилию. И тогда я прочитал все. Я решил... что имею право его прочитать и прочитал.

От неясной догадки Зина побледнела и, ослабевшая, откинулась на подушку. Липатов продолжал: – Я прочитал последнюю запись вашего отца и записи первых дней, когда вы попали в провал. И понял, что не мне нужно ненавидеть вас, а наоборот...

Липатов замолчал. Зина коснулась его руки.

– Говорите! – приказала она.

– Моя настоящая фамилия не Липатов. Это фамилия моей матери. Настоящая моя фамилия Грачев.

Зина невольно убрала руку. Голова сразу заболела, она закрыла глаза.

– Человек, который убил вашего отца, – услышала она, – был мой отец.

Глухая тяжелая тишина наступила в палате. Липатов сидел молча несколько секунд, потом встал. Зина не шевелилась. Тогда он повернулся и пошел к дверям.

Он уже взялся за ручку, когда Зина окликнула его.

... и последняя

– Зинок, ты совершенно переменилась, – недовольно заявил Валя. – После этой тайги я тебя совсем не узнаю.

– Валечка, милый, зато ты ни капельки не изменился. Ты такой же, как будто я тебя видела вчера. Вот только галстук у тебя, кажется, другой. Теперь такие в моде?..

– Зина, я с тобой серьезно хочу поговорить.

– Даже серьезно.

– Ну, я не собираюсь шутить.

– Валечка, может быть, в другой раз.

– Нет, именно сейчас. Ты уже полмесяца, как приехала, и тебе все некогда. То ты идешь в суд, то в редакцию, то тебя снимают, то расспрашивают журналисты.

Они сидели рядом на парапете фонтана. Поздний вечер уже переходил в ночь. Редкие пары бродили за темными деревьями сквера. Зина подставила руку под холодные брызги, закрыла глаза.

– Зина!

Она вздохнула.

– Я слушаю тебя, Валечка.

– Ты можешь мне ответить, когда мы, наконец, поженимся?

– А зачем?

– Как зачем? – Валя опешил. – Странный вопрос, зачем? Чтобы жить вместе. Ведь, кажется, у нас все было решено год тому назад.

Зина помолчала. Потом опять протянула руку к фонтану.

– Так ведь это было год назад, – сказала она, – Ты же сам сказал, что я сильно изменилась... И ты меня все еще любишь?

– Конечно. Еще больше, чем раньше. Ты теперь стала такой известной, о тебе пишут в газетах. Ты разгадала тайну белого пятна... нашла залежи золота... поймала шпиона!

– Да... поймала шпиона... – как эхо повторила Зина.

Валя на какое-то время забыл о серьезном разговоре с Зиной. Говорил, как всегда, пространно и красноречиво, увлекаясь есе более и более.

Зина вскоре перестала следить за смыслом его слов.

Звуки Валиного голоса постепенно заглушались B ее сознании плеском фонтана. Она вспомнила, как ее уносил от лодки бушующий поток, как Липатов, не раздумывая, кинулся за ней с веревкой, даже не успев зацепить за беседку крючок. Потом попыталась представить, как ее бесчувственную, он тащил на себе и кормил давленой земляникой, раздвигая обломком сучка сжатые зубы...

А Валя все говорил и говорил, не замечая, что водопад его красноречия шумит впустую...

Суд продолжался два дня.

Зал был полон. Зина, как главная свидетельница, сидела впереди.

Липатов заметно волновался, когда говорил. Он не уменьшал своей вины и откровенно рассказал о своих прошлых хозяевах.

– Я не прошу снисхождения, – заключил Липатов. – Шел к вам как диверсант и готов нести ответственность за преступление. Я иностранный подданный, но русский по происхождению. И впервые я встретился с родиной в лице вот этой девушки, чье мужество помешало мне продолжить путь моего отца. Я приму без отчаяния любой ваш приговор.

Липатов сильно побледнел и отыскал глазами Зину, Она ободряюще кивнула ему головой.

...Суд удалился на совещание.