"Теодор Старджон. Умри, маэстро!" - читать интересную книгу автора

посмотрел на меня. Я ощупал шишку на затылке и положил руку на баранку -
до времени нельзя было дергаться.
Остановились перед клубом, и Латч приказал:
- Ступай наверх, в мой номер. (Мы жили в комнатах над залом.) Я пойду
за тобой, пушка у меня в наружном кармане. Если кто остановит, не тяни
время. Отделайся поестественней и шагай наверх. Я-то не боюсь оружия и
выстрелю, если не будешь делать, что сказано. Сомневаешься?
Я посмотрел ему в лицо. Сомневаться не приходилось.
- Ладно, хорошо, - сказал я и пошел. Никто с нами не заговорил. Когда
мы пришли в комнату Латча, он приказал:
- Давай в этот шкаф.
Я открыл рот, чтобы сказать кое-что, но решил заткнуться. Влез в шкаф
и закрыл дверцу. Там было темно.
- Ты меня слышишь? - спросил он.
- Ага.
Он спросил много тише:
- И теперь слышишь?
- И теперь слышу.
- Тогда усвой. Мне нужно, чтобы ты понял каждое слово, которое здесь
будет произнесено, пока я тебя не выпущу. Если начнешь шуметь, застрелю.
Понятно?
- А, твоя власть, парень, - сказал я. Голова просто раскалывалась.
Прошло много времени - может, две или три минуты. Было слышно, что он
кого-то зовет вдали, но я не мог разобрать слов. Думаю, он стоял на
лестничной площадке. Вернулся и закрыл дверь. Он насвистывал сквозь зубы -
"Дабу-дабай". Потом в дверь легонько постучали.
- Входи!
Это была Фоун.
Она пропела:
- Вот я пришла - красавчик, как дела?
- Садись, цыпленок.
Кресло было плетеное. Я отчетливо услышал скрип.
Латч Кроуфорд всегда говорил по делу. Вот почему он успевал так много
наработать. Он сказал:
- Фоун, я насчет вчерашнего вечера, при луне.
Что ты чувствуешь сегодня?
- То же самое, - напряженно ответила она. Тишина. У Латча была манера
закусывать нижнюю губу, когда он что-то обдумывал. Сейчас он, наверно, это
и делал. Наконец проговорил:
- Ты слыхала, что кругом говорят о нас с тобой?
- Ну, я... - Фоун перевела дыхание. - Ах, Латч... Кресло резко
скрипнуло - Фоун встала.
- Обожди! - фыркнул Латч. - Ничего не выйдет.
Забудь об этом.
Я снова услышал кресло. Тихо скрипнуло в передней части, потом сзади.
Фоун ничего не ответила.
- Понимаешь, моя радость, есть вещи слишком серьезные для того, чтобы
человек - или два человека - могли с ними дурачиться. Этот наш джаз -
такая вот вещь. Какая ему ни цена, а он важней, чем ты и я. Он лучшает, и
будет еще лучше. Группа почти достигла совершенства. Мы - сообщество.