"Алекс Стюарт. Жизнь - это судьба " - читать интересную книгу автора

Конноре с момента прибытия в лагерь. У меня не было времени думать о
чем-нибудь другом, кроме непосредственных и безотлагательных проблем,
касающихся магазина и наших покупателей.
- Да, - согласилась я, - это сущая правда, сударыня.
- Прекрасно, - сказала она, коснувшись ладонью моей руки. Затем, открыв
сумочку, она достала письмо. - Пришло сегодня утром. На конверте
австралийская почтовая марка. Надеюсь, что это именно то письмо, которое вы
ждете. Но если хотите последовать моему совету, - хотя я сомневаюсь, чтобы
вы меня послушались, - отложите чтение и сперва как следует выспитесь. А
пока до свидания, Вики. Увидимся завтра.
Я стояла у входа в палатку и смотрела ей вслед, сжимая в руке письмо.
Оно было от Коннора. Я сразу же узнала по почерку и заметила, что его
переслали из Шиллонга. Значит, Коннор отправил второе письмо вскоре после
первого. Игнорируя мудрый и добрый совет начальницы, я трясущимися пальцами
разорвала конверт. На довольно заляпанном листке рисовальной бумаги Коннор
кое-как нацарапал:
"Это поступило для тебя, и я подумал, что будет лучше, если я перешлю
послание тебе. Настойчивый парень - твой десантник, тебе не кажется? И
весьма приятно знать, что он очень даже живой. Надеюсь, тебе удастся
наладить с ним связь - его упорство должно быть вознаграждено..."
Ниже своей подписи Коннор весьма искусно нарисовал тушью небольшую
клетку, железные прутья которой с одной стороны взламывала мускулистая
волосатая рука изображенного в карикатурном виде солдата XIV армии,
обвешанного гранатами и вооруженного огромным охотничьим ножом гурков Для
пущей уверенности в том, что смысл рисунка не ускользнет от меня, он на
стреле, пронзившей символическое сердце, написал: "Твой десантник". К листку
сзади было прикреплено запечатанное письмо с адресом на конверте, выписанным
четким почерком Алана...
Мучительное отчаяние овладело мною, сразу сдавило горло, перехватило
дыхание. Из глаз полились горячие слезы. Сказывалось крайнее утомление, хотя
до этого момента я чувствовала себя довольно сносно. Моя нервная система
настолько расшаталась за последнее время, что я стояла у палатки и плакала
открыто, не стесняясь, как плакал бывший военнопленный над своей грудой
пирожков, так же, как и он, почти не чувствуя собственных слез. Какие же
напрасные, просто идиотские, обманчивые надежды пробудились во мне, когда
начальница вручила мне письмо с австралийской почтовой маркой. Теперь от них
не осталось и следа. Меня удивляла собственная глупость, позволявшая все еще
на что-то надеяться. Мой брак с Коннором потерпел крушение, под ним
следовало подвести черту. Для него самого этот союз уже ничего не значил, да
и для меня постепенно утрачивал то значение, которое я вначале придавала.
Коннор позволил себе превратить нашу недолгую семейную жизнь в объект злых
шуток, насмехался над Аланом, над собой, надо мной, а также над моими
безуспешными попытками привязать его к себе. Иронический рисунок ранил
сильнее любых слов, потому что от него веяло откровенной издевкой. Никакие
слова, которые он мог высказать, не могли быть более жестокими, не могли
убедительнее свидетельствовать о полном взаимном непонимании и о
бесповоротности разрыва. Так ведь это я желала окончательного ответа,
промелькнуло у меня в голове, хотела знать наверняка, что Коннор меня не
любит.
Ну вот, теперь мне предоставлены все доказательства. Невозможно себе