"Мэри Стюарт. Розовый коттедж " - читать интересную книгу автора

После бед и тягот военных лет Долина кажется просто тихой гаванью, а
отсутствие проблем с молоком, яйцами, рыбой, бараниной и олениной искупает и
вытертые ковры, и прохудившиеся стоки, и странности водопровода.
Семья, вернее то, что от нее осталось, поселилась здесь в 1940 году,
когда их дом в Англии реквизировало командование Военно-Воздушных Сил. Леди
Брэндон переехала сюда с замужней дочерью и ее двумя детьми. Сэр Джеймс всю
войну жил в Лондоне, проводя на севере лишь короткие отпуска. Их неженатый
сын, Гилберт, погиб при Эль-Аламейне. После окончания войны вернулся зять,
майор Дрю, и распоряжается от имени своего маленького сына Вильяма,
наследника. Сэр Джеймс тоже здесь, но уже начинает сказываться возраст -
ведь ему сильно за шестьдесят, так что, судя по всему, семья хорошо
прижилась в тихой Долине. Их дом в Англии, Тодхолл, послужив пристанищем
лихим летчикам, положившим прожить весь оставшийся срок своих обреченных
жизней на полную катушку, понес такой урон, что сэр Джеймс без особых
сожалений затратил выплаченную компенсацию на превращение Холла в гостиницу,
сам решив поселиться в тишине Стратбега. В тишине, которая, как казалось
тогда, никогда не будет нарушена.
Слышны лишь гудения пчел да лепет ручейка. Но внезапно их заглушает зов
кроншнепа, и воздух полнится восхитительным и долгим переливчатым свистом -
чудеснейшей и самой трогательной из всех птичьих песен. "Серебряная цепь
звуков", - сказал Джордж Мередит о пении жаворонка, и поэт за поэтом
возносили хвалу соловью. Но понадобились бы все поэты, начиная с Вордсворта,
чтобы отдать должное зову кроншнепа. Я, конечно, не смогу ничего сказать,
кроме того, что каждый раз, когда льющееся золото струится и звенит в небе,
по моей коже бегут мурашки, а к глазам подступают слезы.
Те же чувства испытывала и молодая женщина, сидевшая у гребня холма.
Она опустилась на вереск явно лишь для того, чтобы послушать голос
кроншнепа. Молодая женщина была высока, около 25 лет от роду, одета в
дорогую твидовую юбку и шелковую блузку. Темные модно подстриженные волосы
слегка взъерошил веющий с вершины холма ветер. Ее глаза - тоже темные -
следили за кроншнепом, который, внезапно умолкнув, опустился в вереск где-то
в двухстах ярдах от нее. Женщина знала: птица сядет недалеко от своей цели,
чтобы после долгих маневров подобраться к гнезду, где прячутся почти
невидимые птенцы. Конечно же, кроншнеп, изливая свою великолепную,
пронзающую душу песню, не спускал с женщины своих глаз-бусинок и продолжал
наблюдать за нею и сейчас.
Стоило ей подумать об этом - и глупая длинноклювая голова возникла на
фоне горизонта и быстро исчезла вновь: несомненно, суетливых детенышей уже
увели в надежное место. Молодая женщина улыбнулась, и от улыбки ее лицо -
вероятно, слишком серьезное, слишком напряженное от какого-то внутреннего
усилия сохранить самообладание - засияло, как ей неоднократно твердили,
некой прелестью.
Как ей твердили... Полагаю, не стоит так говорить о себе, поскольку
молодая женщина (которая поднимается на ноги и стряхивает вересковый сор со
своей юбки, намереваясь спуститься с холма) это я сама. Я сама - молодая,
больше пятидесяти лет тому назад. Миссис Кэйт Херрик, обеспеченная вдова
двадцати четырех лет, приехавшая в Стратбег навестить свою бабку, работавшую
в Доме кухаркой.
Где-то в гуще вереска снова закричала куропатка: "Вернись! Вернись!". И
вправду: миссис Кэйт Херрик, в девичестве Кэйти Велланд, помогавшая по кухне