"Аркадий и Борис Стругацкие. Обитаемый остров (окончательный вариант 1992 г)" - читать интересную книгу автора

раскрыл глаза, передатчика не было. И ничего не было. Робинзон, подумал он с
некоторым даже интересом. Максим Крузое. Надо же, ничего у меня нет. Шорты
без карманов и кеды. Но зато остров у меня - обитаемый... А раз остров
обитаемый, значит, всегда остается надежда на примитивный нуль-передатчик.
Он старательно думал о нуль-передатчике, но у него плохо получалось. Он все
время видел маму, как ей сообщают: "Ваш сын пропал без вести", и какое у нее
лицо, и как отец трет себе щеки и растерянно озирается, и как им холодно и
пусто... Нет, сказал он себе. Об этом думать не разрешается. О чем угодно,
только не об этом, иначе у меня ничего не получится. Приказываю и запрещаю.
Приказываю не думать и запрещаю думать. Все. Он поднялся и пошел по дороге.
Лес, вначале робкий и редкий, понемногу смелел и подступал к дороге все
ближе. Некоторые наглые молодые деревца взломали бетон и росли прямо на
шоссе. Видимо, дороге было несколько десятков лет - во всяком случае,
несколько десятков лет ею не пользовались. Лес по сторонам становился все
выше, все гуще, все глуше, кое-где ветви деревьев переплетались над головой.
Стало темно, то справа, то слева в чаще раздавались громкие гортанные
возгласы. Что-то шевелилось там, шуршало, топотало. Один раз шагах в
двадцати впереди кто-то приземистый и темный, пригнувшись, перебежал дорогу.
Звенела мошкара. Максиму вдруг пришло в голову, что край настолько запущен и
дик, что людей может не оказаться поблизости, что добираться до них придется
несколько суток. Дремучие инстинкты пробудились и вновь напомнили о себе. Но
Максим чувствовал, что здесь вокруг очень много живого мяса, что с голоду
здесь не пропадешь, что все это вряд ли будет вкусно, но зато интересно
будет поохотиться, и поскольку о главном ему было думать запрещено, он стал
вспоминать, как они охотились с Олегом и с егерем Адольфом - голыми руками,
хитрость против хитрости, разум против инстинкта, сила против силы, трое
суток не останавливаясь, гнать оленя через бурелом, настигнуть и повалить на
землю, схватив за рога... Оленей здесь, возможно, и нет, но в том, что
здешняя дичь съедобна, сомневаться не приходится: стоит задуматься,
отвлечься, и мошкара начинает неистово жрать, а как известно, съедобный на
чужой планете с голоду не умрет... Недурно было бы здесь заблудиться и
провести годик-другой, скитаясь по лесам. Завел бы себе приятеля - волка
какого-нибудь или медведя, ходили бы мы с ним на охоту, беседовали бы...
Надоело бы, конечно, в конце концов... да и не похоже, чтобы в этих лесах
можно было бродить с приятностью: слишком много вокруг железа - дышать
нечем... И потом все-таки сначала нужно собрать нуль-передатчик...
Он остановился, прислушиваясь. Где-то в глубине чащи раздавался
монотонный глухой рокот, и Максим вспомнил, что уже давно слышит этот рокот,
но только сейчас обратил на него внимание. Это было не животное и не
водопад - это был механизм, какая-то варварская машина. Она храпела,
взрыкивала, скрежетала металлом и распространяла неприятные ржавые запахи. И
она приближалась.
Максим пригнулся и, держась поближе к обочине, бесшумно побежал
навстречу, а потом остановился, едва не выскочив сходу на перекресток.
Дорогу под прямым углом пересекало другое шоссе, очень грязное, с глубокими
безобразными колеями, с торчащими обломками бетонного покрытия, дурно
пахнущее и очень, очень радиоактивное. Максим присел на корточки и поглядел
влево. Рокот двигателя и металлический скрежет надвигались оттуда. Почва под
ногами начала вздрагивать. Оно приближалось.
Через минуту оно появилось - бессмысленно огромное, горячее, смрадное,