"Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Куда ж нам плыть?" - читать интересную книгу автора

элементами реальной действительности. Необычайное может сделать
произведение более фантастичным или менее фантастичным, но само по себе
оно не способно сделать его литературно лучше или хуже. Как бы элемент
необычайного ни поражал воображение, какой бы свежей или новой ни казалась
связанная с ним идея, он не может поднять произведение до уровня большой
литературы, если одновременно не выполняются некие более общие
литературные требования, если, короче говоря, произведение НЕ БУДЕТ
НАПИСАНО ХОРОШО. И именно поэтому не может быть никаких главных и
неглавных направлений в фантастике - могут быть только литературно хорошие
и литературно плохие произведения.
Мы ни в коей мере не собираемся утверждать, что наш взгляд является
абсолютно истинным и представляет собою законченную основу для создания
теории фантастики. Нам кажется только, что такой взгляд имеет все
преимущества перед любым из жестких определений. Мы уверены, что наше
представление о фантастике окажется лишь первым, самым грубым приближением
к истине и предвидим массу возражений.
Нам могут сказать, например, что наше определение страдает излишней
общностью, что оно определяет в одну рубрику и Уэллса, и Свифта, и Рабле,
и даже народные сказки. И мы ответим: да, это так. Это непривычно, это
даже шокирует, но по сути в этом нет ничего страшного. Литературоведение -
не математика. Видовые определения в нем всегда страдают некоторой
расплывчатостью. Кроме того, нам кажется предпочтительнее оставлять в
рамках фантастики значительные образцы мировой литературы, нежели
отбрасывать их. Пусть лучше Свифт украсит фантастику и станет образцом для
фантастов, чем Чапек в угоду жесткому определению будет искусственно
исключен из нее и потерян как объект изучения и положительный пример. И,
честное слово, полезнее признать фантастическим произведением сказку об
Аладдине, чем отказаться от великолепного приема введения в реалистическое
произведение сказочного элемента, примененного Уэллсом в "Яблоке" и
"Человеке, который мог творить чудеса". Ведь, в конце концов, дело не в
том, как классифицировать "Шагреневую кожу" Бальзака, а в том, чтобы
предоставить в распоряжение фантастики максимально большое разнообразие
художественных приемов для постановки и разрешения максимального
количества задач и приемов, стоящих перед литературой.
Нас могут спросить также, зачем, собственно, узаконивать прием
введения необычайного, зачем говорить о фантастике специально, раз она
призвана рассматривать все те же общелитературные проблемы. Этот вопрос
есть вопрос о НАЗНАЧЕНИИ фантастики как рода литературы. Он весьма емок и
мог бы составить содержание нескольких статей. Но мы обратим внимание
только на одну из задач фантастики, может быть, и не самую важную, но, во
всяком случае, своим существованием доказывающую необходимость фантастики
как отрасли литературы.
Речь идет о новых общечеловеческих проблемах и задачах литературы.
Двадцатый век иногда называют веком разрушенных мифов. С тем же успехом
его можно было бы назвать веком революций во всех областях человеческой
деятельности. Социалистические революции разрушили миф о вечности и
незыблемости принципа частной собственности. Антиколониальные революции
разрушили миф о вечности колониализма. Революция в физике перевернула наши
представления о микро- и макромире, время потеряло атрибут абсолютности,
пространство оказалось тесно связанным с распределением вещества, и уже