"Михаил Строганов. Камни Господни " - читать интересную книгу автора

Карего и тихо позвал его по имени:
- Данила, пробудись. Иди со мною.
На окраине монастырского двора, подле маленькой, сложенной без окон
избенки, старец остановился и молча кивнул на запертую дверь. Данила откинул
засов и вошел в избу.
Было темно и холодно. Карий провел рукой по стене - ладонь обожгли
острые ледяные наросты промерзших насквозь бревен. В темном углу послышался
хруст мерзлого сена и судорожное человеческое дыхание.
- Василько! - Карий бросился к казаку, поднял его, вытаскивая на свет.
- Забился в угол, словом не обмолвился. Я ему соломки постелил, -
Трифон посмотрел Даниле в глаза. - Выходит, обманул Григорий, не слуга он
тебе...
- Все мы слуги Божьи, - неожиданно для себя сказал Карий. Потом добавил
с укоризной: - Не следовало держать его здесь, как дикого зверя.
- Никто и не держал. Фома даже силком в монастырь завести хотел, так он
ему чуть руку не отгрыз.
- Пойдем, Василько, пойдем со мною, - Карий вывел казака из избы и
вздрогнул, встретившись взглядом - это был уже не тот казак, которого он
знал прежде, это были глаза человека, которого он видел во сне.
Василько долго всматривался в лицо Карего, затем дрогнули уголки его
губ, заслезились глаза и, прижимаясь лицом к Данилиной груди, казак зарыдал:
- Загрызли ее... живьем съели... а меня не тронули... почто, Данилушко,
меня в живых оставили? Умереть хочу, чтобы вместе с Акулинушкой...
Впереди идущих мелькнула тень. Преграждая дорогу, из-за монастырского
угла возник Фома, с короткой суковатой палкой в руках. Он нагло посмотрел на
Карего и усмехнулся:
- Зверя в кельи пущать не велено. Зверя в клетушке держать надобно,
дабы кого из братии не погрыз.
По испуганным глазам Васильки Карий догадался, кто приходил ночью
толковать с казаком. Ярость проснулась, разлилась по телу и, требуя выхода
наружу, стала нещадно жалить огнем.
- Пойдем в избу, скажу чего...
- Пойдем, пойдем, погуторим! - довольно хмыкнул Фома, нетерпеливо
перекладывая дубинку из одной руки в другую.
- Остановись! - Трифон бросился на монаха, но тот с легкостью отбросил
его в снег:
- Охлынь, старче! Чай не живота иду лишать, а малую науку задать гостю
надобно, потому как одно смирение душу правит и лечит.
Ярость просачивалась отовсюду: с бледнеющих небес, с заснеженной сонной
земли, с промерзших бревен, с нагретой телом одежды она вливалась в тело
Карего неудержимым возрастающим потоком, неслась огненной кровью, медленно
наполняя собой сердце.
Фома ударил первым. Неожиданно, сильно, целясь в голову идущего впереди
Данилы. Ударил, как обыкновенно бьют разбойники кистенем, сбивая человека с
ног в одно мгновение. И даже не успев понять, что промахнулся, выронил
дубинку, взвыл от боли. Нож Карего вонзился прямо под ноготь большого
пальца, скользнул, срезая его до сустава...
Данила развернулся и подошел к Трифону:
- Недолгий разговор вышел. Прости, что так вышло.
Трифон троекратно перекрестил Карего: