"Ирина Стрелкова. Чет и нечет (повесть) " - читать интересную книгу автора

приедет в Алма-Ату. Но гостившая летом у деда садвакасовская ребятня
привезла новость: Еркин собрался пойти в чабаны. Городские Садвакасовы
забеспокоились. Брат академика Мажит, начальник шахты в Караганде, сказал
так: время назад не поворачивает, уголь обратно в пласт не укладывают. И на
совете было решено: за Еркина пора взяться всерьез.
Академик вышел с гостями из юрты.
- Мусеке, - обратился к хозяину на прощание председатель
райисполкома, - почему вы не подаете заявку на "Волгу"? Передовым чабанам мы
выделяем в первую очередь.
- Не нужна. - Кенжегали услышал в отцовском голосе знакомое
упрямство. - "Газик" везде пройдет, правильная машина. Ты мне "газик"
продашь?
- Чего не могу, того не могу. "Газики" продаем колхозам. Частным лицам
запрещено.
- Неправильно запретили. Я в Москву напишу. Пусть вынесут
постановление: чабанам продавать козел-машины. Государству перед чабаном
стыдно. Работает старик, а что ему надо - не продают. Мой мальчишка мне
сказку читал. Одному старику служила волшебная рыба. Старик у нее ничего не
просил! Ему надо - он заработает. Старуха дом просила - рыба дала дом. Шубу
просила - бери шубу. Нахальная старуха. Совесть потеряла, приказывает:
молодой меня сделай, дочерью хана. Сказала нахальные слова - все у нее
пропало. Дом развалился, шуба развалилась, ковры, машина швейная - ничего не
осталось у старухи.
- Значит, и швейная машина развалилась? - переспросил председатель
райисполкома. - Значит, так и написано в сказке Пушкина?
- Пошкин? Правильно. Сказки Пошкина. Мой мальчишка читал. Не Еркин,
нет, а вот он. - Старик показал на академика. - Я помню сказку, не забыл.
- С вами не соскучишься, Мусеке! - проворчал председатель, залезая в
машину.
Академик тихо посмеивался: да, с отцом не соскучишься.
В знакомых алма-атинских семьях он видел неслышных, как тени, стариков
и старух, взятых из аула в город, чтобы дожили свои годы ухоженными и
присмотренными. Хотел ли он для отца такой же участи? Нет. Кенжегали не мог
считать себя плохим сыном. Он казах, а у казахов нет плохих сыновей, как нет
и брошенных стариков, бегающих по судам насчет алиментов с родных детей.
Кенжегали знал: его отец, давший жизнь стольким удачливым и обеспеченным
Садвакасовым, живущим в городских комфортабельных квартирах, будет до конца
дней жить в степи и гонять свою отару с летних пастбищ на зимние, с зимних -
на летние. Но кто же заменит ему Еркина, которому надо учиться дальше?
Он перебирал в памяти аульную родню: кто?
В степи темнело, резче потянуло запахами сгрудившейся на ночь отары.
Вместе с Еркином, гонявшим на отцовской лошаденке в кино, прискакал парень
постарше на гнедом иноходце. Сразу видно, что не чабан, а табунщик.
- Агай, это Исабек, - сказал Еркин.
Кенжегали с любопытством оглядел приземистого, широкого в плечах
родича.
- Рад тебя видеть, Исабек. Садись, поговорим.
Много лет назад, приехав в Чупчи, Кенжегали обратил внимание на
туповатого малыша, целыми днями копошившегося в одиночку возле юрты. Года
три было Исабеку, но он еще не научился говорить. Отец и мать - оба