VII

Я уже говорил, что неподалеку от подземного жилища атлантов, загодя приготовленного для спасения в предстоящей катастрофе, поглотившей их родную землю, лежали руины огромного города, частью которого было когда-то и их убежище. Я описал также, как с прозрачными, наполненными кислородом колпаками на головах мы осматривали данное место. Нельзя передать словами впечатления, которое произвело на нас величественное зрелище — огромные колонны с резными узорами и гигантские здания, молчаливо застывшие в сером свете фосфоресцирующей бездны, где глубинные течения медленно размывают каменные плиты, да иногда мелькает тень огромной рыбы, вплывающей в зияющий дверной проем или бесшумно скользящей в разоренных комнатах. Это было любимое место наших прогулок, и в сопровождении Манда мы проводили там по многу часов, рассматривая непривычную архитектуру исчезнувшей цивилизации, которая по развитию техники (но отнюдь не духовной культуры) далеко обогнала нашу. Урок, который мы можем вынести из их взлета и падения, состоит в том, что самая большая опасность для государства — допустить, чтобы развитие интеллекта обогнало развитие души. Это погубило древнюю цивилизацию Атлантиды и может погубить нас.

Среди руин старинного города внимание привлекало большое здание, которое первоначально, должно быть, стояло на холме, потому что оно и теперь располагалось выше общего уровня. К нему вела длинная широкая лестница из черного мрамора; тот же материал был использован и для отделки большей части здания, но мрамор почти полностью оказался скрыт отвратительной желтой губкой, которая свисала со всех уступов и карнизов, напоминая струпья проказы на коже больного. Над главным входом, тоже из черного мрамора, торчала ужасная голова медузы с развевающимися змеями вместо волос, и этот символ то и дело повторялся на стенах. Не раз мы порывались осмотреть зловещий дом, но Манд приходил в сильнейшее волнение и жестами упрашивал нас уйти. Мы поняли, что, пока он нас сопровождает, нам своего не добиться, а нас прямо-таки одолевало любопытство.

Однажды утром мы с Биллом Сканлэном устроили по этому поводу совет.

— Слушай-ка, приятель, — сказал он, — по всему видно, этот парень пытается от нас что-то скрыть, и чем старательней он скрывает, тем больше мне кажется, что я не прочь узнать, в чем там, собственно, дело. Нам ведь не нужны провожатые — ни тебе, ни мне. Мы вполне можем сами надеть стеклянные колпаки и выйти через парадный подъезд погулять как нормальные граждане. Пошли туда, разберемся что к чему!

— Почему бы и нет? — ответил я, заинтригованный не меньше его.

— У вас нет возражений, сэр? — спросил я у вошедшего в комнату Маракота, — не хотите ли и вы пойти с нами, чтобы разрешить загадку Дворца Черного Мрамора?

— Возможно, это еще и дворец черной магии, — отвечал он. — Вам не доводилось слышать о Темноликом Властелине?{15}

— Я вынужден был сознаться, что не слыхал о таком. Не помню, говорил ли я, что профессор — всемирно признанный авторитет по истории религий, по древним и первобытным культам. Даже далекая Атлантида не выходила за пределы его познаний.

— Сведения о Темноликом Властелине дошли до нас преимущественно через Египет, — сказал он. — То, что жрецы храма в Саисе рассказали Солону, стало как бы ядром, вокруг которого собрались другие факты, легенды, свидетельства очевидцев. Есть в них, разумеется, и определенная доля вымысла.

— Так что ж интересного рассказывали эти умники? — спросил Сканлэн.

— Они много всего рассказывали. Среди прочего — легенду о Темноликом Властелине. Я подозреваю, что это и есть хозяин Дворца Черного Мрамора. Некоторые утверждают, что было несколько Темноликих Властелинов, но достоверные свидетельства существуют лишь об одном.

— И кто он? — спросил Сканлэн.

— Все сходятся на том, что это был больше, чем человек — и по силе, и по злу, в нем заключенному. Ведь именно из-за него, из-за полного духовного разложения, которое он навлек на людей, была уничтожена Атлантида.

— Как Содом и Гоморра.

— Совершенно верно. Видимо, есть предел, который невозможно преступить. Терпение природы истощается, и единственное, что ей остается, — смести все с лица Земли и начать заново. Это зловещее существо — не хочу называть его человеком — изучило темные искусства и преуспело в магии, которую употребляло во зло. Такова легенда о Темноликом Властелине. Она объясняет, почему его дом и по сей день пугает бедняг-атлантов и почему они так не хотят, чтобы мы к нему приближались.

— А мне, наоборот, еще больше захотелось, — воскликнул я.

— И мне тоже, — прибавил Билл.

— Должен сознаться, что и я не прочь его осмотреть, — сказал профессор. — Не вижу, чем мы повредим нашим гостеприимным хозяевам, если сходим туда сами, раз их предрассудки не позволяют им близко подходить к дворцу. Отправимся при первом же удобном случае.

Но удобного случая нам пришлось терпеливо ждать, потому что в тесном сообществе атлантов наша экспедиция, предприми мы ее, не укрылась бы от глаз остальных. Однажды утром (насколько мы вообще могли отличить ночь от утра) наши хозяева были заняты какой-то грандиозной религиозной церемонией, и мы решили не упускать свой шанс; заверив обоих рабочих, приводивших в действие огромные насосы, что идем на обычную прогулку, мы быстро выбрались на океанское дно и направились к древнему городу. В плотной морской воде трудно передвигаться, и даже короткая прогулка бывает утомительной, но все же через час мы оказались перед большим черным зданием, возбудившим наше любопытство. Некому было нас остановить, и мы, не подозревая о грозящей опасности, поднялись по черной мраморной лестнице и вошли в исполинские каменные двери Дворца Зла.

Дворец сохранился гораздо лучше прочих зданий древнего города — даже каменные стены ничуть не пострадали, лишь мебель и портьеры исчезли и их заменили ужасные занавеси, развешенные природой. Это было мрачное и темное место, в жуткой тени скрывались безобразные полипы и странные бесформенные рыбы, казавшиеся плодом ночного кошмара. Больше всего мне запомнились гигантские пурпурные слизни, которые ползали кругом в невероятных количествах, и огромные черные рыбы, покрывавшие пол, словно циновки. Над ними в воде колыхались длинные щупальца, будто обрамленные огнем. Нам пришлось ступать весьма осторожно, так как все строение оказалось наполнено этими отвратительными созданиями, мерзостный вид которых скорее всего соответствовал их смертоносности.

В богато украшенные коридоры выходили двери комнат, центральная часть здания представляла собой большой зал, некогда бывший одним из самых великолепных творений рук человеческих. В сумеречном свете нам не было видно ни потолка, ни истинной высоты стен, но по мере того, как свет наших фонарей выхватывал из темноты бесчисленные коридоры, мы поняли, что Дворец просто необъятен. Мы дивились настенным украшениям: барельефам и орнаментам, вырезанным с потрясающим мастерством, но на отвратительные и непристойные сюжеты. Вся садистская жестокость и животная похоть, какую только может измыслить человеческий ум, нашла на этих стенах свое отражение, и из теней перед нами возникали гадкие образы и ужасные фантазии. Если когда-либо на земле возводили храм в честь дьявола, то, несомненно, мы в нем сейчас находились. Здесь присутствовал и сам дьявол, потому что в конце зала под навесом из металла, давно утратившего свой первоначальный цвет (возможно, то было золото), на высоком троне красного мрамора восседал ужасный идол, настоящее воплощение зла. Нахмурив брови, он взирал на мир жестоко и неумолимо. Он выглядел близнецом Ваала, изображение которого мы видели в Колонии у атлантов, только был еще отвратительнее и ужаснее.

Кажущееся живым лицо завораживало, притягивало к себе, и мы словно оцепенели, как вдруг сзади нас послышался громкий смех, полный издевки. Мы, как я уже сказал, были в стеклянных колпаках, не пропускавших звуков ни внутрь, ни наружу, но издевательский смех отчетливо звучал в ушах! Мы резко обернулись и застыли в изумлении.

Прислонившись к колонне, стоял человек, руки его были скрещены на груди, во взгляде горящих глаз читались злорадство и угроза. Я назвал его «человеком», хотя ни на кого из людей он не походил: он мог дышать и говорить под водой, что не под силу никому из нас, и голос его проникал сквозь наши колпаки, что невозможно для человеческого голоса! Он был не менее семи футов ростом, атлетического сложения, что подчеркивал облегающий костюм из материала, похожего на гладкую кожу. Его лицо выглядело как бронзовая маска с темно-зеленым отливом, выполненная с необычайным мастерством. Казалось, она соединила в себе всю силу и зло, какие могут оставить свой отпечаток на лице человека. В его наружности не было и намека на полноту или чувственность, что было бы выражением слабости. Напротив, в этом существе виделось изящество хищной птицы: орлиный нос, пронзительные черные глаза, полные огня. Именно безжалостные, пылающие злобой глаза и жестокий, словно сама судьба, хотя и красивый рот, прямой и резко очерченный, внушали ужас. Глядя на это существо, я чувствовал, что за его безупречной красотой скрывается самая что ни на есть чудовищная порочность. Взгляд выражал угрозу, улыбка смахивала на ухмылку, а смех — на глумление.

—Итак, господа, — произнес он на чистейшем английском языке, и голос звучал так ясно, будто мы снова на земле, — у вас было замечательное приключение в прошлом и, возможно, вам предстоит еще более увлекательное в будущем, хотя, может статься, я сочту своим приятным долгом его неожиданно прервать. Боюсь, что разговор получается несколько односторонний, но я отлично читаю ваши мысли, и поскольку мне о вас все известно, вам нечего опасаться непонимания. Но вам еще многое, весьма многое предстоит узнать.

Мы беспомощно переглядывались. И снова раздался глумливый смех.

—Что ж, это и в самом деле непросто. Вы все обсудите, когда вернетесь, потому что я хочу, чтобы вы вернулись и передали мое послание. Если б не оно, я думаю, что визит, который вы мне нанесли, оказался бы для вас последним. Но прежде я хочу вам кое-что сказать. Я обращаюсь к вам, доктор Маракот, как к старшему и, полагаю, мудрейшему из троих, хотя ваш приход сюда мудрым никак не назовешь. Вы меня ведь прекрасно слышите? Отлично, друзья мои, достаточно кивнуть. Несомненно, вы знаете, кто я такой. Похоже, вы узнали обо мне недавно. Никто не может говорить или подумать обо мне без моего ведома. Никто не может явиться в этот старый дом, в мою сокровенную обитель, не вызвав притом меня. Вот почему эти бедняги, зарывшиеся, словно кроты, в землю, обходят его стороной. Им хотелось, чтобы и вы следовали их примеру. Вы поступили бы благоразумнее, послушавшись их совета. Но вот вы вызвали меня, а, будучи вызван, я не скоро ухожу, ха-ха-ха...

— Да, я вижу, ваш ум в смятении: обладая ничтожной крупицей жалкой земной науки, вы не в состоянии ответить на вопросы, которые возникают из-за меня. Как это я живу здесь без кислорода? Но я ведь живу не здесь, а в огромном мире людей под солнцем. Сюда же я прихожу, когда меня призовут, — вы, например. Но я не дышу воздухом, я дышу эфиром. А эфира здесь столько, сколько и на вершине любой горы. Даже некоторые люди могут жить без воздуха. В каталепсии человек месяцами лежит не дыша. Я в чем-то похож на него, но, как видите, остаюсь в сознании и не теряю активности.

— Еще вас беспокоит, каким образом вы меня слышите. Но разве вы забыли суть беспроволочной передачи сигналов, которые переходят из эфира в воздух? Так и я могу превращать свои слова в колебания воздуха в ваших несуразных колпаках.

— Вас поражает то, как я владею английским? Надеюсь, он не так уж плох, ха-ха-ха... Я ведь пожил какое-то время на земле, господа, и это было трудное, очень трудное время. Сколько именно?

— Сейчас идет одиннадцатое или двенадцатое тысячелетие. Скорей, двенадцатое. Как видите, у меня было достаточно времени, чтобы выучить все существующие языки. Английским я владею не хуже, чем прочими.

— Надеюсь, я разрешил некоторые ваши сомнения? Хорошо. Теперь я хочу поговорить с вами серьезно.

Я — Ваал-Сепа. Я Темноликий Властелин. Я тот, кто столь глубоко проник в тайны природы, что победил саму смерть. Я не смогу умереть, даже если б и захотел. Чтобы я умер, должна появиться воля сильнее моей. О, смертные, никогда не молитесь об избавлении от смерти! Может быть, она и кажется вам ужасной, но вечная жизнь неизмеримо страшней. Все жить и жить, и снова жить, пока неисчислимые поколенья людей проходят мимо, ха-ха-ха... Сидеть на обочине истории и видеть, как жизнь идет, неизменно идет вперед, оставляя тебя позади. Разве удивительно, что в моем сердце лишь тьма и горечь, ха-ха-ха... и что я проклинаю тупоумное человеческое стадо? Я врежу им, когда могу. Почему бы и нет?

Вы хотите знать, как я могу им вредить? У меня есть власть, и немалая. Я могу управлять умами людей. Я повелитель толпы. Где замышляли и замышляют зло, там всегда был я. Я был с гуннами, когда они повергли в руины половину Европы. Я был с сарацинами, когда во имя религии они убивали «гяуров». Я вдохновил и провел Варфоломеевскую ночь. Благодаря мне велась торговля рабами. Это по моему наущению сожгли десять тысяч старух, которых дураки называли ведьмами. Я был тем высоким темным человеком, который вел толпу в Париже, когда улицы утопали в крови, ха-ха-ха... Такие радости редки, но в России в последнее время бывало и похлеще. Я как раз оттуда. Я уже почти забыл про здешнюю колонию подводных крыс. Они зарылись в грязь и сохранили жалкие крохи от искусств и легенд той великой страны, что не расцветет уже никогда. Вы напомнили мне о них, потому что этот старый дом связан со мной волнами эфира, о каких ваша наука не имеет понятия. Да, я тот человек, который построил этот Дворец и любил в нем жить. Я узнал, что сюда проникли посторонние, взглянул — и вот я здесь, надо сказать, впервые за тысячи лет, и я вспомнил об атлантах. Они здесь что-то больно зажились. Им пора уходить. Их родоначальником был человек, который посмел противостоять мне. При жизни он построил убежище от катастрофы, поглотившей всех, кроме его последователей и меня. Их спасла его мудрость, а меня — моя сила. Но теперь я раздавлю тех, кого он спас, и на этом повесть будет завершена.

Он сунул руку за пазуху и извлек какой-то свиток.

— Отдадите вождю водяных крыс, — сказал он. — Мне жаль, что вам, джентльмены, придется разделить их судьбу, но поскольку именно вы повинны в их несчастье, то это вполне справедливо.

Советую рассмотреть рисунки и барельефы, они помогут вам понять, как вознеслась Атлантида за время моего правления. Здесь вы найдете кое-какие свидетельства о характере и нравах людей, пока они находились под моим владычеством. Жизнь была чрезвычайно разнообразна, многоцветна, многостороння... В нынешнее серое время это назвали бы «бесстыдной оргией», ха-ха-ха... Что ж, называйте, как хотите. Я принес эти радости в мир, я наслаждался сполна и ни о чем не жалею. И если б пришлось начать сначала, я бы все повторил и сделал бы больше... Но как, однако, тягостен дар вечной жизни! Варда, которого я проклинаю и которого следовало убить прежде, чем он смог мне противостоять и восстановить против меня людей, Варда оказался в данном отношении мудрее меня. Он иногда посещает землю, но как дух, а не как человек.

— Теперь я покину вас. Вы пришли сюда из любопытства, друзья мои. Надеюсь, я его удовлетворил, ха-ха-ха...

Засим он исчез. Да, да, исчез, растаял прямо у нас на глазах. Он чуть отступил от колонны, к которой прислонялся, и его великолепная фигура утратила четкость очертаний, глаза погасли. Через мгновение он превратился в темное клубящееся облачко, которое поплыло вверх в застойной воде ужасного зала.

Мы не стали задерживаться в том жутком месте: оставаться было небезопасно. Снимая с плеча Билла Сканлэна ядовитого пурпурного слизня, я обжег себе руку ядом. Когда мы шли к выходу, я вновь содрогнулся при виде бесстыдных барельефов, созданных самим дьяволом. Затем мы почти побежали по темному коридору, проклиная свою глупость, из-за которой сюда забрались. Мы испытали огромное облегчение, когда наконец выбрались на фосфоресцирующую равнину, и снова увидели вокруг себя чистую прозрачную воду. Через час мы были дома и, сняв шлемы, устроили у себя в комнате совет. Мы с профессором были слишком потрясены, чтобы облечь свои мысли и чувства в слова. Но неукротимому жизнелюбию Сканлэна было все нипочем.

—Ну и ну! — воскликнул он. — Влипли же мы в историю! Этот парень небось прямо из ада заявился. Со своими картинками и статуями он кого угодно за пояс заткнет. Надо решить, как нам быть.

Доктор Маракот глубоко задумался. Затем, позвонив в колокольчик, он вызвал приставленного к нам человека в желтом и сказал:

—Манд!

Когда явился наш друг, Маракот вручил ему роковое письмо. Меня восхитило самообладание Манда: своим любопытством, которому нет оправдания, мы, спасенные им незнакомцы, поставили под угрозу не только его жизнь, но и жизнь всего его народа; он смертельно побледнел, читая письмо, но в грустных карих глазах его не было упрека. Он только печально покачал головой.

—Ваал-Сепа! Ваал-Сепа! — воскликнул он и судорожно закрыл лицо руками, как бы заслоняясь от жуткого видения. В конце концов, охваченный невыразимым горем он в отчаянии заметался по комнате. Когда он ушел, чтобы огласить роковое послание остальным атлантам, мы услышали звон огромного колокола, созывавшего всех в Центральный зал.

Так мы идем? — спросил я. Доктор Маракот лишь пожал плечами.

Зачем? Демоническая власть сильнее нас.

—Вы правы! — сказал Сканлэн. — Кролики бессильны перед удавом. Однако, разрази меня гром, если мы не должны помочь им! Ведь что получается: мы с вами вызвали дьявола, заварили всю эту кашу, а расхлебывать, что же, придется им?!

- Что же вы предлагаете? — нетерпеливо спросил я, так как понимал, что за напускным легкомыслием Сканлэна скрываются сила и практичность современного человека, привыкшего все делать своими руками.

—У меня нет идей, хоть обыщите, — отвечал он. — Но думаю, этот парень не такой уж неуязвимый, как ему кажется. Глядишь, он чуток и поизносился от времени, ведь если верить ему на слово, лет старикашке немерено.

—Может, просто напасть на него?

—Нет, это ничего не даст, — сказал доктор. Сканлэн подошел к своему ящику, и когда он

повернулся к нам, в руке у него оказался большой шестизарядный револьвер.

—Ну, как насчет этого? — спросил он. — Подобрал его на месте катастрофы. Думал, пригодится. У меня к нему и дюжина патронов имеется. А что, если проделать столько же дырок в старой мумии? Глядишь, часть магии и улетучится... О Боже! Что это... что со мной?

Револьвер выпал у него из руки и ударился об пол, а сам Сканлэн, извиваясь от страшной боли, обхватил запястье. Правую руку ему свела страшная судорога, и когда мы попытались помочь, то почувствовали, что мышцы у него вздулись и стали как древесные корни. От мучительной боли по лицу бедняги катился пот. Наконец, совершенно обессиленный и покорный, он повалился на кровать.

—Все!.. Я выбываю из игры, — сказал он. — Сдаюсь! Да, спасибо, уже не так больно. Вильям Сканлэн в нокауте. Это мне будет наукой. Против ада с шестизарядником не попрешь, и пытаться нечего. Признаю свое поражение.

— Да, это вам будет уроком, — сказал Маракот, — и, надо сказать, серьезным уроком.

— Так что же, положение безнадежное? — вырвалось у меня.

— А что мы можем сделать, когда он, выходит, знает каждое наше слово, видит каждый наш шаг? Но не стоит отчаиваться, — проговорил Маракот и на несколько минут погрузился в размышления.

— Полагаю, — сказал он наконец, — что вам, Сканлэн, лучше всего оставаться здесь. Полежите и придите в себя. Вы пережили страшное потрясение и не сразу оправитесь.

Имейте в виду: если что-то надо делать, на меня можете положиться. Хотя ясно, что грубой силой тут ничего не добьешься, — стойко произнес наш товарищ. По его искаженному болью лицу и трясущимся рукам было видно, что он превозмогает сильнейшую боль.

Пока вы ничем не поможете. Во всяком случае, мы поняли, чего нам делать не следует. Любое насилие бесполезно. Стало быть, будем действовать по-другому — на уровне духа. Оставайтесь здесь, Хедли, а я пойду к себе в лабораторию и там поразмыслю хорошенько. Глядишь — и придумаю, как нам быть.

Мы со Сканлэном научились во всем полагаться на Маракота. Мы не сомневались: если только человеческому уму под силу разрешить возникшую проблему, Маракот с нею справится. Хотя мы оказались в положении, когда человек не в силах что-либо изменить. Мы беспомощны, словно дети, перед лицом сил, которых не понимаем и которыми не в состоянии овладеть. Сканлэн забылся тревожным сном. И все время, сидя подле него, я думал не о том, как избежать катастрофы, а о том, как скоро она наступит и каким будет конец. В любую минуту я был готов увидеть, как рушатся стены и темные воды морских глубин смыкаются над атлантами и нами.

И вдруг огромный колокол зазвонил снова. Его металлический звон будоражил каждый нерв. Я вскочил, а Сканлэн приподнялся на кровати. Да, это не был обычный сигнал сбора, какой нам доводилось слышать в старом дворце не раз. Гудел тревожный, беспорядочный набат.

«Идите сюда! Идите скорей! Бросайте все и идите!» — звал колокол.

—Знаешь, приятель, надо идти к ним, — сказал Сканлэн. — Там сейчас что-то будет.

—Какой от нас толк?

— Не исключено, что наше появление слегка их встряхнет, а это уже что-то. В любом случае, они не должны думать, что мы боимся. Где док?

— Пошел к себе в лабораторию. Согласен, Сканлэн, нам следует быть со всеми. Мы должны показать, что готовы разделить их судьбу.

— Беднягам наверняка нужна наша поддержка. Пусть они знают и больше нашего, но с нервами у них явно слабовато. Видать, смирились со своей судьбиной, так что рассчитывать будем только на себя. Что ж, по мне, потоп — так потоп!

Мы ринулись было к двери, но тут она распахнулась и на пороге возник доктор Маракот. Но он ли это? Перед нами был человек, преисполненный непоколебимой уверенности, в лице его читались сила и решимость. Тихий ученый исчез без следа, перед нами стоял сверхчеловек, предводитель с властным характером, способный подчинить своей воле человечество.

— Да, друзья, наша помощь, определенно, понадобится. Еще можно все исправить. Но поспешим, пока не поздно! Объясню все после. Да, да, мы идем! — последние слова были обращены к перепуганным атлантам, которые нетерпеливо нас звали.

Действительно, как сказал Сканлэн, мы не раз уже показали, что сильнее характером и куда более способны к решительным действиям, чем эти отгороженные от остального мира люди. В час смертельной опасности они, видимо, ждали от нас поддержки. При нашем появлении раздались вздохи облегчения и радостный шепот. В переполненном людьми зале мы заняли отведенные нам места в первом ряду.

Если мы собирались оказать нашим друзьям помощь, то пришли как нельзя более кстати: знакомое нам страшилище уже стояло на возвышении и с жестокой, демонической улыбкой на тонких губах взирало на съежившихся под его взглядом людей. (Мне вспомнились слова Сканлэна о кроликах и удаве.) Люди в ужасе жались друг к другу и широко раскрытыми глазами смотрели на исполинскую фигуру. Безжалостные глаза, сверкавшие на темном зеленом лице, взирали на них сверху вниз. Никогда не забыть мне этого зала и людей, сидящих в нем ярус за ярусом, — лица осунувшиеся, глаза широко раскрыты, исполненный ужаса взгляд устремлен на монстра, стоящего на возвышении в центре. Они безропотно ожидали исполнения вынесенного им приговора, и тень смерти уже нависла над их головами. Манд, униженно-покорный, срывающимся голосом просил за свой народ, молил о пощаде, но было видно, что слова его лишь тешат стоящее над ним исчадие ада. Монстр резко его перебил, сказав что-то, воздел правую руку — и по рядам пронесся стон отчаяния. И тут доктор Маракот одним сильным прыжком встал рядом с чудовищем. Я был изумлен произошедшей с ним перемене: походка и движения юноши, лицо излучает нечеловеческую силу.

— Жалкий человечишка, что это ты хочешь сказать мне? — спросил Монстр.

— А вот что! — невозмутимо отвечал Маракот. — Твое время прошло, Сатана. Ты уж больно зажился на этом свете. Убирайся прочь! Ступай к себе в ад, там тебя заждались. Ты — Князь Тьмы, так и сгинь во тьму!

— Глаза демона источали темное пламя, когда он отвечал:

—Когда настанет срок — если вообще настанет, — я узнаю об этом не из уст жалкого смертного. Где тебе противостоять мне — познавшему тайны Вселенной? Да я одним взглядом раздавлю тебя, как муху!

Маракот посмотрел в ужасные глаза без страха, и мне показалось, что демон отвел взгляд.

— О, несчастный! — ответствовал Маракот. — Это у меня сила и воля, чтобы уничтожить тебя. Ты слишком долго осквернял мир своим присутствием. Ты был чумой, заражавшей все доброе и прекрасное. Человечество вздохнет с облегчением, когда тебя не станет, и свет солнца станет ярче на небесах!

— Что это? Кто ты? Что говоришь?.. — в изумлении забормотало чудовище.

— Ты еще рассуждаешь о тайном знании. Сказать ли тебе, что лежит в самом основании мира? Тайна состоит в том, что на каждом уровне Вселенной — физическом, ментальном, духовном — добро сильней, чем зло. Ангел всегда одолеет дьявола. Я сейчас на той же плоскости, на какой правил ты, и со мной сила победителя. Она дана мне свыше. Поэтому я говорю: Сгинь! пропади, нечистый! Твое место в аду, вот и ступай туда! Исчезни! Я сказал: Исчезни!

И здесь свершилось чудо! Минуту или долее — кто берется определить? — смертный человек и демон стояли друг против друга и смотрели один другому в глаза. Столкнулись две воли: темная и светлая. Внезапно мощная фигура отступила. С искаженным от ярости лицом Монстр стал хватать руками воздух...

—Проклятие, это ты, Варда! Я узнаю дело твоих рук. О, Варда, будь ты проклят! Будь прокля...

Его голос затих, высокая темная фигура как бы расплылась по краям, голова упала на грудь, колени подогнулись, он начал оседать, и его очертания менялись. Сначала мы увидели сгорбленную человеческую фигуру, затем — бесформенную темную массу, которая сгнила у нас на глазах, запачкав платформу и отравив зловонием воздух.

Маракот был в полном изнеможении, он покачнулся и упал, а мы со Сканлэном кинулись к нему.

—Мы победили, победили! Победи... — твердил он, но силы оставили его, и он лежал на полу, не подавая признаков жизни.

Вот каким образом атланты были спасены от ужасной опасности, а Дух Зла оказался навеки изгнан из земного мира. Несколько дней доктор Маракот пролежал без сил, с уст его то и дело слетали удивительные слова и обрывки фраз, которые мы сочли бы бредом и отнесли на счет болезни, не доведись нам самим быть очевидцами недавних поразительнейших событий. Должен также добавить, что нечеловеческая духовная мощь, переполнявшая Маракота, исчезла без следа, и перед нами снова был тихий, спокойный ученый, коего мы хорошо знали.

— И надо же, чтоб это случилось именно со мной! — восклицал он. — Со мной — материалистом и безбожником! Я был всецело погружен в материю, ничто идеальное и духовное не могло рассчитывать на мое внимание. И вот теории, которые я возводил на протяжении всей жизни, рухнули в мгновение ока!

— Похоже, мы снова побывали в школе, сэр, — прокомментировал его слова Сканлэн. — Если я когда-нибудь вернусь домой, будет что рассказать ребятам.

— Чем меньше ты им расскажешь, дружище, тем лучше будет для тебя, не то прослывешь величайшим лжецом в Америке, — заметил я. — Суди сам, разве мы с тобой поверили б такому рассказу?

— Да уж, пожалуй. Ну, док, скажу я вам, здорово вы влепили в черномазого! Точно в десятку! Ему оттуда нипочем не выбраться! Вы его просто спихнули. Не знаю, где он теперь обосновался, но Билл Сканлэн туда ни ногой!

— А сейчас, друзья мои, я расскажу вам, что все-таки со мной произошло, — возвестил доктор. — Помните, как я покинул вас и ушел к себе в лабораторию? Я уже почти ни на что не надеялся. Правда, я много читал о черной магии и оккультных искусствах и хорошо знал, что белое всегда может победить черное, если только сумеет встать с ним на одну иерархическую плоскость. Ваал-Сепа находился на гораздо более сильном — не будем говорить «высоком» — уровне, чем я. Это был роковой и неопровержимый факт.

Я не видел способа преодолеть данное затруднение. Тогда я улегся на кушетку и стал молить о помощи. Когда оказываешься на грани человеческих сил и сознаешь свою беспомощность, остается только в мольбе протянуть руки к силам Добра, что сокрыты от нас туманной завесой. Я стал молиться — и молитва моя была услышана.

Внезапно я почувствовал, что в комнате я не один. Передо мной стоял смуглый высокий мужчина, доброе бородатое лицо сияло благожелательностью и любовью. Интуиция, подсказывала мне, что это — дух великого и мудрого атланта, который при жизни боролся со злом и, не имея сил предотвратить гибель своей страны, принял меры, чтобы самые достойные выжили, хотя им и пришлось погрузиться в глубины океана. Этот удивительный дух появился, дабы спасти своих потомков. Приблизившись, он с улыбкой возложил руки мне на голову и стоял так, передавая мне свою собственную энергию и силу. Я почувствовал, как она, словно огонь, разливается по моим жилам. У меня появились воля и сила творить чудеса! Тут я услышал звон колокола и понял, что решающий час настал. Дух, улыбнувшись мне на прощание, исчез. Я пошел в зал, а остальное вам известно.

— Что ж, сэр, — сказал я, — думаю, вы завоевали среди подводных жителей небывалый авторитет. Так что, пожелай вы обосноваться здесь в качестве божества, вы, безусловно, добьетесь успеха.

— М-да, док, вам повезло больше, чем мне, — заявил Сканлэн с оттенком грусти в голосе. — Как, черт побери, вышло, что дьявол не пронюхал о вашей затее? Меня-то он сразу скрутил, когда я схватился за пушку, а вас он не расколол.

— Наверное, дело в том, что вы находились на уровне материи, а я какое-то время пребывал на уровне духа, — задумчиво проговорил доктор. — Общение с миром просветленных духов всегда учит смирению, и ты осознаешь, как недалеко ушло человечество в своем развитии, как в действительности ничтожно наше земное существование. Я сделал свои выводы, и моя жизнь послужит тому доказательством.

Так закончилась эта история. В скором времени у нас возникла идея послать весть о себе на поверхность, а затем с помощью стеклянных шаров, наполненных левигеном, мы поднялись наверх, о чем я уже писал раньше.

Доктор Маракот подумывает о том, чтобы вернуться к атлантам. Ему нужно кое-что уточнить в вопросах ихтиологии. Сканлэн, я слышал, женился в Филадельфии на своей голубке и был назначен управляющим делами фирмы, так что теперь он не ищет приключений, в то время как я...

Что ж, море уже подарило мне самую драгоценную свою жемчужину, и больше я ни о чем не прошу.

1928 г.

Перевод М. Антоновой, П. Гелевы и Е. Толкачева