"Пола Сторидж. Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3 " - читать интересную книгу автора

Пока Фредди говорил, в мозгу Джастины почему-то назойливо вертелась
фраза шекспировского героя из их спектакля:

- Мы кажемся кровавы и жестоки -
Как наши руки и деянье наше;
Но ты ведь видишь только наши руки,
Деяние кровавое их видишь,
А не сердца, что полны состраданья.
Лишь состраданье к общим бедам Рима -
Огонь мертвит огонь, а жалость - жалость...

Она встряхнула головой, словно стремясь отогнать таким образом
назойливую цитату.
Фредди пристально смотрел на нее.
- Известно, что их убили ирландские "ультра", - произнес он.
Джастине показалось, что фраза эта была произнесена Фредди Кроуфордом
таким тоном, будто бы она лично имеет какое-то отношение к этой трагедии.
Да, она ирландка, и ее отец с гордостью носил фамилию О'Нил...
И Дрохеда, между прочим, названа так в честь одноименного ирландского
города.
Она ирландка, она родилась ирландкой - пусть и не в стране, герб
которой - золотая лира на зеленом поле,* а в австралийской Дрохеде...
______________
* Старинный герб Ирландии (прим. Переводчика)

Но почему же она должна отвечать за террористов ИРА только потому, что
и они - ирландцы?
Тот же Лион Хартгейм - немец, он даже служил в вермахте, но глупо было
бы обвинять его в пособничестве нацистам...
А Фредди все так же пристально, не отрываясь, смотрел на нее...
И почему он так на нее смотрит?
Он что - подозревает ее в чем-то... В чем-то таком, нехорошем?

Нет, неужели он действительно ее в чем-то подозревает?
Отведя взгляд, Джастина только и смогла, что распорядиться:
- Сегодня занятий не будет... Завтра - тоже... Все свободны... О начале
репетиций я сообщу каждому из вас по телефону...
И студийцы тихо, один за другим, стали покидать театральный
репетиторий... Последним вышел Фредди.
- Всего хорошего, миссис О'Нил, - произнес он и аккуратно затворил за
собой дверь...

Джастина, едва дойдя до своего дома, поднялась в спальню и в полном
изнеможении рухнула на кровать.
Ее плечи сотрясали беззвучные рыдания.
Потом она неожиданно заснула тяжелым, свинцовым сном, без сновидений.
Сколько она так пролежала - час, два, десять часов?
Во всяком случае, когда она с тяжелой головой и с солоноватым привкусом
на губах проснулась, в спальне уже царил полумрак.
Приподняв голову, она убедилась, что окна не зашторены - в окно спальни