"Пола Сторидж. Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3 " - читать интересную книгу автораиначе...
Немец есть немец. "Педантичная немецкая колбаса в кожаном пальто", - как однажды полушутя-полусерьезно в сердцах обозвала его Джастина. Но в глубине души она гордилась его обязательностью и даже чуточку завидовала ему. Прежде чем убрать озябшую руку и вновь спрятать ее вместе с оголившимся плечом под толстое одеяло, она почему-то еще раз провела рукой по мягкому, немного скользкому, такому приятному на ощупь и такому прохладному в это утро шелку - как бы окончательно удостоверившись, что теперь она совсем проснулась, что день начался, и что ей все-таки придется вставать... Тонкая ночная сорочка задралась у нее выше бедер, свернувшись на животе неприятным комком. Да, вновь, которую уже ночь подряд, она спала тревожно и беспокойно, ворочаясь во сне. Правая рука прижималась к теплому и гладкому телу, а кончики пальцев поглаживали нежный пушок внизу живота. Невольно ей припомнилась какая-то куртуазная, игриво-галантная французская картина времен рококо; затем пришла на ум "Обнаженная маха" Гойи, затем - "Капричос" того же Гойи... Непонятно, почему припомнилась фраза-подзаголовок к одному из офортов: "Удивительно! Опыт погибших не идет впрок тем, кто стоит на краю гибели. Ничего тут не поделаешь. Все погибнут". - Все погибнут, - тихо-тихо, непонятно к кому обращаясь, проговорила она. Теперь в этой фразе ей чудился какой-то непонятный, но зловещий смысл. Барбара... Нет, лучше не думать об этом - ведь бедных девочек все равно уже не вернуть! В это пасмурное утро ей так некстати лезли в голову разные мысли; но, возвратившись к тому, с чего началась цепочка ее утренних размышлений, она вновь вернулась к офортам Гойи и его "Обнаженной махе", потом - ко всем известным ей картинам старых мастеров, где были изображены прекрасные обнаженные женщины, и почему-то подумала, что в современном театре уже не считается зазорным играть "без всего". Актеры утеряли самое главное - чувство стыда, за чувство совестливости за то, что во все времена называлось "лицедейством" - вещь, по сути своей, глубоко греховную... Актерам наплевать... Многие из тех, кто действительно считает себя истинными жрецами искусства, попали в театр случайно - так же, как могли бы опасть в хозяева какого-нибудь "МакДонлдаса", содержатели футбольного или теннисного тотализатора или в перекупщики краденого. У многих из них никогда не было стыда за свой жест, за свою мимику, не было столь знакомого каждому актеру стыда лица и тела. И наверное среди них немало тех, кто способен был бы выбежать из театра голышом, если бы не констебль - единственный человек, которого они боялись и уважали в своей презренной жизни... Лишь бы на их спектакли ходили... Джастина, поправив подушку, потянулась рукой к жалюзи и прикрыла их. |
|
|