"Ирвинг Стоун. Страсти ума, или Жизнь Фрейда " - читать интересную книгу автора

- Нет. Я предпочла бы быть хозяйкой и матерью шестерых детей.
- У тебя скромные желания. Достичь их не так уж сложно.
В лесной тени ее глаза блестели как изумруд.
- После того как осуществятся мои планы, хотелось бы жить без
неприятностей. Как видишь, я склонна к романтике. Хотела бы любить мужа и
прожить с ним в согласии полвека.
- Честолюбива же ты, Марта! Помнишь Гейне:

Холостым бы жить мне надо!
- Стонет в сотый раз Плутон,
- Брачной мукой истомлен,
Вижу: раньше, без жены,
Ад мой вовсе не был адом.
Холостым бы жить мне надо!
С Прозерпиной чем страдать,
Лучше мне в могиле спать!1

Она подняла брови:
- Ты, надеюсь, не веришь Гейне?
- Я? Разумеется, нет. Брак придуман для простаков наподобие меня.
После брачной церемонии меня одолеет привычка.
- Кажется, Гёте сказал, что к гиперболам прибегают те, кто хочет
скрыть истинные чувства?
- Нет, дорогая фрейлейн Бернейс, это вы сочинили такую цитату.
Зигмунд был знаком с ней недолго и еще не успел оценить все
привлекательные черты ее характера, но был очарован ее голосом. Марте шел
двадцать второй год. Она приехала из Гамбурга, старинного ганзейского
города, говорила на чистом немецком языке, столь не похожем на быстрый,
простецкий, небрежный говор венцев. Она рассказала ему, как ей удалось
сохранить чистоту дикции, хотя школьные подруги изводили ее, обвиняя в
гордыне, высокомерии, в стремлении к превосходству. Многие венцы бросали
подобные обвинения богатым гамбургским буржуа, уверенным в себе,
процветающим и независимым. Отец Марты, Берман Бернейс, на протяжении
десяти лет, вплоть до внезапной кончины в 1879 году, был помощником
известного экономиста Лоренца фон Штейна из Венского университета.
- Когда я поступила в школу в Вене, - рассказывала Марта Зигмунду, -
мне было восемь лет. Естественно, я подражала своим подругам, произнося
"город" как "г-хород", "камень" как "к-хамень". Однажды отец пригласил меня
в свой кабинет и сказал: "Малышка, ты говоришь не на немецком языке, а на
воляпюке. Мы не говорим "г-хород" или "к-хамень". Мы говорим "город" и
"камень". Это и есть чистый немецкий язык". На следующий день я сказала
родителям, что попробовала новый пирог штрудель. Отец сказал: "Не знаю, что
такое штрудель, но, чем бы он ни был, мы будем называть его струдель". В
конце концов мои школьные подруги решили, что я страдаю пороком речи вроде
заикания.
Они продолжали подниматься по одной из расходившихся веером троп,
каждая из которых была помечена своей краской на стволах деревьев, дабы
путники не заблудились в густых лесах к югу от Вены. Тропа, усыпанная
опавшей сосновой хвоей, была скользкой, и поэтому Зигмунд поддерживал Марту
за локоть, чтобы она не упала. Солнце стояло в зените, деревья не всегда