"Ирвинг Стоун. Муки и радости" - читать интересную книгу автора

2

Мастерская представляла собой обширное, с высоким потолком, помещение.
В нем остро пахло красками и толченым углем. Посредине стоял грубый
дощатый стол, укрепленный на козлах, вокруг него сидело на скамейках с
полдесятка молодых учеников с сонными лицами. В углу, около входа,
какой-то подмастерье растирал краски в ступе, а вдоль стен были свалены
картоны, оставшиеся от написанных фресок: "Тайной Вечери" в церкви
Оньисанти и "Призвания Первых Апостолов" в Сикстинской капелле в Риме.
В дальнем, самом уютном, углу сидел на деревянном возвышении мужчина
лет сорока; в отличие от всей мастерской его широкий стол был в идеальном
порядке - карандаши, кисти, альбомы лежали на нем один к одному, ножницы и
другие инструменты висели на крючках, а позади, на полках вдоль стены,
виднелись аккуратно расставленные тома украшенных рисунками рукописных
книг.
Граначчи подошел к возвышению и встал перед учителем.
- Синьор Гирландайо, это Микеланджело, о котором я вам рассказывал.
Микеланджело почувствовал, что на него устремлен взгляд тех самых глаз,
о которых говорили, что они видели и запоминали в одно мгновение гораздо
больше, чем глаза любого другого художника в Италии. Мальчик тоже поднял
свой взгляд: его глаза вонзились в Гирландайо, это были не глаза, а пара
карандашей с серебряными остриями: они уже рисовали на воображаемом листе
и лозу сидящего на помосте художника, и его васильковый кафтан, и красный
плащ, наброшенный на плечи для защиты от мартовской стужи, и красный
берет, и нервное, капризное лицо с полными пурпурными губами, и глубокие
впадины на щеках, и сильные выступы скул под глазами, и пышные,
разделенные прямым пробором черные волосы, спадающие до плеч, и длинные
гибкие пальцы его правой руки, прижатой к горлу. Микеланджело припомнил
слова Гирландайо, которые, как передавал Граначчи, он произнес несколько
дней назад:
"Прискорбно, что теперь, когда я начал постигать суть своего искусства,
мне не дают покрыть фресками весь пояс городских стен Флоренция!"
- Кто твой отец? - спросил Гирландайо.
- Лодовико ди Лионардо Буонарроти Симони.
- Слыхал такого. Сколько тебе лет?
- Тринадцать.
- Мои ученики начинают в десять. Что ты делал последние три года?
- Тратил понапрасну время в школе у Франческо да Урбино, зубря латынь и
греческий.
Углы темно-красных, как вино, губ Гирландайо дернулись - это означало,
что ответ мальчика ему понравился.
- Умеешь ты рисовать?
- Я умею учиться.
Граначчи, горя желанием прийти на помощь другу, но несемся признаться,
что он таскал потихоньку у Гирландайо гравюры и давал их перерисовывать
Микеланджело, сказал:
- У него прекрасная рука. Он изрисовал все стены отцовского дома в
Сеттиньяно. Там есть такой сатир...