"Брем Стокер. Скорбь сатаны (Ад для Джеффри Темпеста) [F]" - читать интересную книгу автора

на жестокая ли это мысль? Для меня это неклассифицированное насекомое
служит ценным доказательством (если бы я нуждался в нем) неразрушимости
зачатков сознательного существования; у него есть глаза и чувства вкуса,
обоняния, осязания и слуха, и оно получило их вместе с разумом из мертвого
тела женщины, которая жила и, без сомнения любила, и грешила, и страдала
более четырех тысяч лет тому назад!
Он остановился и вдруг прибавил:
- Все-таки, откровенно говоря, я с вами согласен и считаю его злым
созданием. В самом деле! Но я люблю его не меньше за это. Факт тот, что я
сам составил о нем фантастическое представление. Я склонен признавать идею
о переселении душ и иногда, чтоб удовлетворить свою причуду, я верю в
возможность, что принцесса этого царского египетского дома имела порочную,
блестящую и кровожадную душу и что... вот здесь о н а!
При этих словах холодная дрожь пробежала по мне, и пока я смотрел на
говорящего князя, на его высокую фигуру, стоящую передо мной, при зимнем
свете, с "порочной, блестящей и кровожадной душой", прицепленной к его
руке, мне показалось, что вдруг нечто безобразное обнаружилось в его
поразительной красоте. Меня охватил необъяснимый ужас, который я приписал
впечатлению рассказанной истории, и вешив побороть свои ощущения, я стал
разглядывать более внимательно волшебного жучка. Его блестящие бисерные
глазки сверкали, как мне казалось, враждебно, и я отступил назад, сердясь
на самого себя за овладевший мною страх перед этим существом.
- Это замечательно! - пробормотал я. - Неудивительно, что вы цените
его как редкость. Его глаза совершенно явственны и почти разумны.
Безусловно, она имела красивые глаза, - сказал Риманец.
- Она? Кого вы подразумеваете?
- Принцессу, конечно, - ответил он, очевидно забавляясь, - милую
умершую даму; некоторые из свойств ее должны быть в этом существе,
принимая во внимание, что оно питалось только ее телом.
И он положил насекомое в его хрустальное жилище с самой нежной
заботливостью.
- Я полагаю, что вы делаете из этого вывод, что ничто в сущности не
умирает окончательно?
- Безусловно, - ответил он выразительно. - Ничто не может всецело
уничтожиться, даже мысль.
Я молчал и следил за ним, когда он убирал стеклянный ящичек со своим
опасным жильцом.
- А теперь будем завтракать, - сказал он весело, беря меня под руку,
- вы выглядите на двадцать процентов лучше, чем сегодня утром, Джеффри, и
я полагаю, что ваши дела удачно устроились. А что еще вы делали?
Сидя за столом, с прислуживающим мрачным Амиэлем, я рассказал ему мои
утренние приключения, распространившись о встрече с редактором, который
накануне не принял моей рукописи и который, я был уверен, с радостью
теперь согласится на сделанное ему предложение.
Риманец слушал внимательно, по временам улыбаясь.
- Конечно, - сказал он, когда я кончил, - ничего нет удивительного в
поведении этого почтенного господина. Он выказал замечательную скромность
и выдержку, не соглашаясь на ваше предложение. Его забавное лицемерие в
просьбе дать ему время на размышление только доказывает, что он человек
тактичный и дальновидный. Представляли ли вы себе когда-нибудь