"Илья Стогов. Мертвые могут танцевать: Путеводитель на конец света" - читать интересную книгу автора

Думали они о ней или не думали, теперь-то им уже отлично известно, какова
она на вкус. Фараоны строили гробницы, велели рисовать на стенах смешных
человечков в профиль - а потом умирали. Были живыми, но переставали быть.
Сейчас я жив. Как именно умру - пока не знаю. Честно сказать, я и до
нынешнего-то своего возраста жить не собирался. А ведь когда-нибудь мне,
наверное, исполнится и шестьдесят... и больше.
Я лежу дома. Старый, не способный даже доковылять до туалета. Закрывая
морщинистые, как у черепахи, веки, я засыпаю. С утра скрюченное старое тело
находят родственники. Молодые скоты, думающие, что уж они-то будут жить
вечно.
Впрочем, в наше время старики редко умирают дома. Скорее всего, сперва
меня отправят в больницу, и там доктор пощупает пульс, выйдет к сидящим в
приемном покое родным и скажет, что состояние, конечно, тяжелое, но они
сделают все возможное. Вечером, после работы, доктор поедет домой. Он будет
смотреть телевизор и есть приготовленный женой ужин. А родственники по
дороге из больницы обсудят, как надоела эта зима и скорей бы уж май, чтобы
поехать на море. А для меня не будет ни вечера, ни мая, потому что в это
самое мгновение я умру и сегодняшнее сегодня не кончится для меня никогда.
Врач станет щупать все новые пульсы. Родственники похоронят мое тело. А
может, кремируют - это дешевле и быстрее. Они все-таки уедут в отпуск на
море. Мне будет все равно. И насчет их отпуска, и насчет кремации. Как бы
красива ни была моя могила, долго-то она все равно не простоит. Тем более
что вряд ли найдется кто-то, кто станет за ней ухаживать. Я ведь видел
могилы самых известных жителей планеты, но на могилы собственных бабушек и
дедушек не ездил никогда.

Москва, бывший Третий Рим

1

В начале 1990-х годов я жил в самом центре Петербурга, а ночи проводил
в петербургском "Jazz-club'е". Как-то, возвращаясь под утро домой, я
обнаружил, что на площади перед Преображенским собором установили новый
памятник. Я подошел посмотреть поближе.
Была теплая, летняя белая ночь. Вернее, уже утро. На площади было тепло
и пусто. Кого именно изображает памятник, понять мне не удалось. На
постаменте стоял зеленый бронзовый конь с крыльями, а на коне сидел усатый
дядька прусского вида. Я посмотрел дядьке в лицо. Еще раз обошел вокруг.
Какой-нибудь малоизвестный Романов? Нестор Махно?
Начало 1990-х было смутным временем. Новый памятник мог изображать кого
угодно. Страна не понимала своего завтра и вытаскивала из вчера самые
причудливые фигуры. За то время, пока я сидел в "Jazz-club'е", в стране
запросто мог появиться новый общенациональный герой - это было бы не
странно. Вот только почему у геройского коня растут крылья? Аллегория
военной мощи? Новое видение музы Пушкина?
Пока я рассматривал памятник, из-за поворота, со стороны Фонтанки, на
площадь выехал танк. Над площадью понеслись многократно усиленные эхом
английские слова из громкоговорителя. Вращая грозными гусеницами, танк пер
прямо на меня.
Я отскочил на тротуар. Танк обдал меня вонючим солярочным дымом.