"Р.Л.Стивенсон. Уир Гермистон" - читать интересную книгу автора

мистеру Уиру усердием и долгое время служило источником легенд в
кулуарах Эдинбургского парламента. Описывали, как он с розовым от
щедрых послеобеденных возлияний лицом входил наконец в гостиную и
устремлялся прямо туда, где сидела избранница его сердца, и заводил
с ней шутливый разговор, а она сама не своя, в смятении едва
лепетала в ответ: "Ах что вы, мистер Уир!", или "В самом деле,
мистер Уир?", или "Как можно, мистер Уир?" Вечером, в канун того
дня, когда состоялась помолвка, один человек, подойдя близко к
нежной парочке, слышал, как дама невыразительно-вежливо спросила:
"Право, мистер Уир? Что же с ним было потом?" - на что последовал
басовитый ответ кавалера: "Повешен, сударыня, повешен".
Что двигало им и что двигало ею, об этом гадали многие.
Очевидно, мистер Уир считал, что ему нужна именно такая невеста;
быть может, он принадлежал к тому разряду мужчин, которые полагают
слабую голову украшением женщины - за что неизменно и расплачиваются
в этой жизни. Родовитость и состояние невесты не оставляли желать
лучшего. Разбойники-предки и сутяга-отец оставили Джин богатое
наследство. Муж должен был получить круглый капитал и много акров
земли, сулившие видное положение его потомкам, а также титул ему
самому, когда наступит срок ему занять место в верховном суде.
А Джин, вероятно, влекло любопытство к этому неведомому
созданию - мужчине, который подошел к ней с бесцеремонностью пахаря
и апломбом адвоката. Будучи так разительно не похож на все, что она
знала, любила и понимала, он, возможно, представлялся ей крайним
воплощением, если не идеалом, своего пола. И, кроме того, он был не
из тех людей, кому отказывают. Ко времени сватовства ему было уже за
сорок, а на вид и того больше. К упорству мужества в нем добавлялся
сенаторский авторитет почтенного возраста; он внушал страх, быть
может, и не благоговейный, но неподдельный. Судьи, адвокаты и самые
многоопытные из запирающихся свидетелей склонялись перед его волей -
могла ли не склониться Джин Резерфорд?
Заблуждение относительно глупых женщин, как я уже сказал,
всегда несет за собой кару, и лорд Гермистон принужден был
расплачиваться с первых же дней. Его дом на Джордж-сквер велся из
рук вон плохо - один только винный погреб оправдывал высокие
затраты, да и то потому, что им занимался сам судья. Когда за обедом
что-нибудь оказывалось неладно - а это случалось постоянно, - милорд
подымал глаза от тарелки и говорил, глядя на жену: "Сдается, этому
хлебову место в пруде, а не в суповой миске". Или же обращался к
дворецкому "Вот что, Мак-Киллоп, унесите эту радикальную баранью
ногу, пусть ее французы едят, а мне подать лягушачьи лапки. Куда это
годится - целый день в суде вешаю радикалов, а дома должен
оставаться без обеда?"
Это, разумеется, была лишь манера выражаться, - он ни разу в
жизни не повесил человека только за то, что тот радикал, - ибо не
таковы были предначертания закона, верным слугой которого он
являлся. И, разумеется, говорилось это отчасти ради красного словца,
но шутки такого мрачного свойства, произносимые его зычным басом и
сопровождаемые особо грозным взором, заслужившим ему в Парламенте
имя "Гермистона-Вешателя", порождали полное смятение в душе его