"Дайана Стингли. Весь в моей любви " - читать интересную книгу автора

не известно, что на немытых руках может оказаться сальмонелла, чьими
бациллами я сплошь засыплю фольгу и индейку? Робкая попытка разрядить
обстановку - я напомнила матери, что она шесть десятков лет обходилась без
антибактериального мыла и все еще жива, - ей не понравилась. Тогда я
попыталась воззвать к логике: даже моих скромных знаний о сальмонелле
хватает, чтобы утверждать: вы не можете заразить ею индейку, скорее индейка
вас ею наградит. Мать убедить невозможно.
- Саманта, это же нетрудно - вымыть руки. Нужна всего минута.
Исследования показали - это наиболее эффективный способ избежать заражения
сальмонеллой.
Спорить смысла не имело. Услышанная матерью фраза "исследования
показали" означала одно: Господь лично провел опыты и перепроверил
результаты.
Я вымыла руки, помогла, чем смогла, но, в конце концов, все-таки
пришлось освобождать помещение. Все видимые поверхности сбрызнули
антибактериальным спреем: Бог знает, какой опасности подвергались мои
легкие, вдыхая частицы просроченного аэрозоля. Я вышла глотнуть свежего
воздуха и заодно курнуть.
После обеззараживания кухни мы с азартом приступили к "Яхтци". Не знаю,
почему мы всегда играем в "Яхтци" в День благодарения. Для меня это нечто
само собой разумеющееся, вроде земного притяжения. Стандартная "Яхтци" не
требует особой стратегии: здравомыслящий человек за несколько секунд
просчитает возможные ходы противников.
Однако за столом собрались не здравомыслящие люди, а носители моего
генетического кода. Партия следовала за партией. После каждого броска костей
мать и тетка скрупулезно изучали листок с подсчетом очков. Во время игры
полагалось хранить гробовое молчание - раскрывать рот имел право только
водящий. Вот пример настоящей техники безопасности - риск возникновения
интересной беседы снижался до нуля.
Вечер подходил к концу, скоро уходить, сосредотачиваться на игре
становилось все труднее. Мыслями я невольно возвращалась к другому вечеру,
который полагала худшим в своей жизни, что, учитывая некоторые достопамятные
вечера, можно считать своеобразным рекордом.
Ту фразу Грег бросил небрежно, доедая обед в моей новой квартире. В
моей первой квартире. У него даже не хватило совести изобразить волнение или
потупиться. Спустя несколько лет в ушах все еще звучат его слова: "По-моему,
нам пора поменять партнеров. Не хотим же мы преждевременно превратиться в
старичков-супругов!" Заявление сопровождалось широкой улыбкой и
подмигиванием. Я тоже расплылась в улыбке и выдавила нечто, сошедшее за
членораздельную речь и безразличие к его предложению.
Грег позвонил через пару недель, причем держался так, словно уезжал на
каникулы. Приняв игру, я стала вести себя также, когда он звонил или когда
мы встречались. Сначала не хотела показывать, как мне больно, затем начала
надеяться, что однажды мы вновь будем вместе, и постепенно Грег превратился
в доброго приятеля, настоящего друга, всегда готового помочь с переездом или
отвезти в аэропорт, а этим поневоле начинаешь дорожить.
Я ходила на свидания, влюблялась в других мужчин, почти приняла два
предложения руки и сердца, но в решающий момент, когда требовалось сказать
"да" и кардинально изменить жизнь, не могла себя принудить: я не
представляла, как через пятьдесят лет сяду завтракать с этим человеком.