"Оливия Стилл. Жара в Архангельске-3 " - читать интересную книгу автора

И Хром Вайта выгнали.
"Ну и пошли вы все... - обиженно думал Хром сам с собой, - Сколько
можно все это терпеть? Вот так вот, относишься к людям со всей душой - а они
же потом тебе в эту душу плюют. Сколько всего я сделал для Агтустуда - этого
никто не вспомнил... И Олива тоже не вспомнила, сколько я для нее сделал...
Нет, наверное, действительно - не хочешь, чтоб тебе наплевали в душу - не
поворачивайся к людям душой, а хочешь, чтоб лизали жопу - поворачивайся к
ним жопой. Может, и мне пора ко всем жопой повернуться..."
Но, сколько бы ни думал так Хром Вайт, повернуться к людям жопой он не
мог, по той простой причине, что для этого в человеке должно быть по меньшей
мере половина спеси. Люди, как правило, просто не думают о тех, к кому они
поворачиваются жопой, но Хром был еще слишком слаб и зависим от людей, чтобы
о них не думать. И люди видели это, видели они и то, что он, делая кому-либо
добро, всегда поминал это: "Вот, я такой хороший, делаю столько добра, а
меня не ценят..." И его действительно никто не ценил - он был для всех
просто "мальчиком для битья", и это было ясно всем и каждому, кто на него
взглянет.

Гл. 6. Ненужная весна

Весна в Москву пришла как-то неожиданно. Как-то уж очень быстро стаял
снег, и полезла расти трава; не успел наступить май, как почки на деревьях
начали как-то уж чересчур активно распускаться. Все живое радовалось
весеннему теплу; одна только Олива хмурилась да вздыхала. Весна эта
аномальная лишь раздражала ее своей неуместностью и ненужностью - не сулила
эта весна ей ни счастья, ни радости. Олива вспомнила прошлую весну, как она
беззаботно каталась на велосипеде, плела венки из одуванчиков, купалась в
речке и не видела, что над ней тенью нависает оползень, готовый вот-вот
обрушиться на нее. Тогда она еще была свободна и беспечна, строила радужные
планы на жизнь, и не знала, что через год все рухнет, и она станет такой,
как сейчас - раздавленной и уничтоженной.
А между тем жизнь шла своим чередом; теплая весна манила на улицу, в
парк. Стройные ряды праздно гуляющих москвичей заполняли собою Коломенское и
Царицыно, Узкое и Тропарево. И шли так-то в один воскресный апрельский вечер
по парку Коломенское три подруги. Две из них, симпатичные жизнерадостные
девушки, болтали и смеялись, ели сахарную вату, дурачились с фотоаппаратами,
фоткая все, что попадалось им на глаза. Лишь третья, хмурая и некрасивая,
шла, сутулясь, глядя в землю, и демонстративно не принимала участия в общем
веселье и болтовне.
- Вот приедет Мишка на майские - мы с ним поженимся, и я в Питер к нему
уеду! - хвасталась одна, та, что поменьше ростом, с каштановыми волосами и
густой челкой а-ля ретро.
- Ну, Юлька, дерзай! Москаля давно уже пора взять в оборот, - смеялась
другая, рыжая, - Может, из всех нас хоть у вас что-то получится...
- Перестань, Анька, - шутливо отмахнулась Юля, - Вон смотри: утки в
пруду! Давай-ка я их сфоткаю...
Девушки сбежали вниз к пруду. Лишь та, что хмурилась и молчала, отошла
в сторону и устало села на бревно. Трудно было узнать в этой хмурой и
сутулой неудачнице прежнюю Оливу, ту, которой она была всего-то год назад.
Теперь густые, черно-рыжие волосы ее поблекли, стали какого-то