"Даниэла Стил. Горек мед" - читать интересную книгу автора

ночном столике записку с объяснениями, куда и зачем она отправилась,
Глэдис едва не расхохоталась. Нет, все в прошлом. "Леди Золотой Объектив"
больше нет. Кроме того, в отличие от подруги Глэдис не чувствовала никакой
необходимости бороться за свою личную свободу и независимость, и уж тем
более - бросать ради этого семью. Она любила мужа, любила детей, и они
тоже любили ее. Зачем ей что-то кому-то доказывать?
- Когда ты превратишься в желчную, вечно ворчащую старуху, им это
понравится еще меньше, - возразила Мэйбл, и Глэдис вопросительно
посмотрела на нее.
- Я?! Я стану ворчливой брюзгой? С чего бы это? - удивилась она. Она
никогда не чувствовала себя по-настоящему недовольной своей теперешней
жизнью. Она твердо знала, что ее дети не будут оставаться детьми вечно.
Она еще сможет вернуться к фотографии... Если, конечно, Дуг ей позволит.
- Думаю, тебе просто надоест все до чертиков, - честно ответила
Мэйбл. - Как подчас надоедает мне. Покаты неплохо справляешься, но ты
потеряла гораздо больше, чем я. Я ведь простая адвокатесса, да еще по
гражданским делам. Ни особая известность, ни тем более слава, никогда мне
не грозили. А ты - если бы не дети и не семья - уже давно получила бы
Пулитцеровскую премию. Может быть, даже не одну.
- Вряд ли, - скромно сказала Глэдис. - Гораздо более вероятно, что я
кончила бы, как мой отец. Ему было всего сорок два года, когда его
подстрелил снайпер, а ведь он был гораздо опытнее меня. Опытнее и
талантливее. Только благодаря этому он получил своего "Пулитцера" до того,
как его убили. И вообще, фотография - это такое ремесло, которым нельзя
спокойно заниматься до глубокой старости. Все хорошие фотографы погибают
молодыми или уходят.
- И все же некоторым удается добиться всего, - возразила Мэйбл. - Я
согласна, что быть домашней хозяйкой гораздо безопаснее, чем разъезжать по
джунглям с фотоаппаратом в руках. Но представь, что мы с тобой доживем до
ста лет. Что, вот так до ста лет и возиться с кастрюльками, убирать,
чистить, мыть? И кто вспомнит о нас, когда мы умрем? Только муж и дети!
- Может быть, этого достаточно, - негромко сказала Глэдис. Мэйбл
задавала ей те самые вопросы, которые сама Глэдис не осмеливалась задавать
себе, хотя ей не раз приходило в голову, что за четырнадцать лет она не
сделала ничего по-настоящему стоящего. Глэдис даже пыталась поговорить об
этом с Дугласом, но он ответил, что при одном воспоминании о том, каким
опасностям они подвергались, когда были в Корпусе мира, у него до сих пор
мороз по коже. Он не желает, чтобы его жена подставляла голову под пули.
- Разве моя работа может как-то изменить мир? - медленно сказала
Глэдис. - По-моему, нет никакой особенной разницы, кто снимает голодающих
в Эфиопии или раненых в Боснии. Большинству людей это безразлично. Зато
то, что я делаю для семьи, не безразлично мне и моим детям. И иногда мне
кажется, что это важнее, чем все премии в мире.
В эти минуты Глэдис сама верила в то, что говорила, но Мэйбл с
сомнением покачала головой.
- Может быть - важнее, а может быть, и нет, - сказала она с
неожиданной резкостью. - Ведь, пока ты носишься с градусниками и варишь
кашку на молоке, кто-то другой делает снимки, которые должна была сделать
ты!
- Ну и пусть! - ответила Глэдис серьезно. - Мне не жалко. Еще не