"Брюс Стерлинг. Царица цикад" - читать интересную книгу автора

смертью.
Вот какая была та ночь, когда Матка отозвала своих псов.
Происшедшее потрясло меня до такой степени, что я заболел. Мы, цикады,
привыкли жить в духовном пространстве, этически эквивалентном космосу Де
Ситтера, где ни одна норма поведения не может считаться законом, если она не
является продуктом ничем не обусловленной свободы воли. Каждый пригожинский
уровень сложности, в свою очередь, задается самосогласованной производящей
функцией: Космос существует потому, что он существует; жизнь зародилась
потому, что должна была зародиться; интеллект есть именно потому, что он
есть. Такой подход позволял послойно нарастить целую этическую систему
вокруг одного-единственного глубоко омерзительного мгновения... Так, во
всяком случае, учил постгуманизм.
После моего странного, болезненного совокупления с Валерией Корстштадт
я с головой ушел в размышления и в работу.
Я жил во Фроте, там у меня была студия. Не такая, конечно, большая, как
кулагинские хоромы, и насквозь провонявшая противными запахами лишайников.
На исходе второго дня моей медитации ко мне явилась с визитом Аркадия
Сорьенти, мой товарищ по Полиуглеродной лиге и одна из ближайших подруг
Валерии. Даже в отсутствие псов между нами чувствовалась заметная
напряженность. Аркадия казалась мне полной противоположностью Валерии: та
была темноволосой, а Аркадия - светлой; Валерия обладала холодной
элегантностью всех генетически обновленных, Аркадия же была буквально
увешана хитроумными приспособлениями механистов. Наконец, Аркадию всегда
переполняла какая-то ломкая напускная веселость, а Валерия находилась во
власти мягкой, чуть мрачноватой меланхолии.
Я предложил моей гостье грушу с ликером: моя студия находилась слишком
близко к оси, поэтому здесь нельзя было пользоваться чашками.
- Никогда еще у тебя не была, - сказала Аркадия. - Мне здесь нравится.
А это что за водоросли?
- Это лишайник, - ответил я.
- Очень красивый. Какой-нибудь из твоих особых сортов?
- Они все особые, - сказал я. - Вон там - сорта Марк Третий и
Четвертый, предназначенные для марсианского проекта. А там - сорта, особенно
тонко реагирующие на загрязнение; я разработал их для мониторинга окружающей
среды. Лишайники вообще очень чувствительны к любым загрязнениям. - Я
включил аэроионизатор. В кишечнике механистов кишмя кишат самые невероятные
штаммы бактерий, воздействие которых на мои лишайники могло оказаться
катастрофическим.
- А где у тебя тот лишайник, который живет в самоцвете Матки?
- Он находится в другом месте, - сказал я, - надежно изолированном.
Если лишить его привычной среды, камня, он начинает расти слишком быстро и
очень неправильно. Как раковые клетки. К тому же он жутко воняет. - Я
неловко улыбнулся. Вонь, вечно исходившая от механистов, была для шейперов
дежурной темой. Притчей во языцех. Вот и сейчас мне казалось, что я уже
начинаю ощущать резкий неприятный запах пота от подмышек Аркадии.
Она тоже выжала кривую улыбочку и нервно протерла серебристую лицевую
панель маленького каплеобразного контейнера с микропроцессором, вживленного
в ее предплечье.
- У Валерии очередной приступ депрессии, - сообщила она. - Я подумала,
что на тебя тоже бы взглянуть не мешало.