"Анатолий Егорович Стерликов. Рыбка мала, да уха сладка " - читать интересную книгу автора

смирный. Не дерется, как Мишка Царенок, не обзывает. У меня же такой
характер, что я не могу стерпеть, когда меня обижают. Мама говорит: не
связывайся, не обращай внимания, но я не могу смолчать. И дерусь со
всеми, даже с теми, кто старше меня. Вот и говорят мне, будто я вовсе не
уживчивый. Вот и удивляются теперь, как это я с Егором ни разу не
подрался. А зачем ссориться, если у нас с ним дел невпроворот всяких
разных.
Одним словом, я с Егором соглашаюсь, даже если что-то и не по мне. И
совсем не потому, что он старше меня.
Ладно, будем ставить лопасик. Хорошо, тал рядом. Каких-то два-три
километра. Хотя, может, и все пять, не меряно ведь. У нас на излучине
растет тал, но он не годится. В комле толст, коряв и ветвист. Наподобие
саксаулины. Для лопасика же нужно четыре добрые стойки. Так что за талом
придется в камыши идти, в заломы, придется сквозь крепь камышовую
продираться. Только там и можно найти талины, прямые, как тростинки
камыша, пригодные для лопасика и для шестов. Мы с Егором там же и удилища
режем - длинные, шагов на десять - двенадцать.


2

Долблю и скребу рыбацким ножом пропахшую солодковым корнем землю, а
сам подумываю, не пойти ли мне, не проверить ли удочки. Может, какой
сазанчик чумной схватит. Или щука-дура - она на любой глубине хватает, и
на сазаньей, и на чебачиной. Нет, не пойду проверять. А то если ходить
взад-вперед, то и за месяц мне лунок для стоек лопасика не выскрести и не
выдолбить. Весной низинка заполняется полой водой, рыба тут икру мечет.
Но теперь она осушилась, и земля зачерепела. Кажется, поставить лопасик -
плевое дело. Четыре стойки да крыша травяная или соломенная. Но так
думает лишь тот, кто никогда не ковырял лунок на твердом суглинке,
наподобие такыра. Да еще в такую жару. Листья вон на хлыстах таловых
будто кипятком ошпарены. Повяли, скрутились в трубочки.
А все-таки долбить лунки не так тяжело, как, скажем, протискиваться
по кабанячьей тропе сквозь камышовую крепь. Рыбацкие ножи то и дело
цепляются за камышины, и срезанные талинки застревают. Душно. Жарко. За
шиворот всякая труха сверху сыплется. Вспотевшее тело зудит нестерпимо,
словно комарами покусанное. Да, в камыше комарья и днем хватает. Они там
от солнца прячутся. Егор говорит, как в аду. Если там действительно так,
как в наших камышах, то, конечно же, грешникам не сладко. Их стоит
пожалеть. И значит, недаром за них молится Егорова бабушка.
Я вот лунки ковыряю, а Егор чебаков тягает, возле воды сидит. Хотя в
общем-то завидовать и нечего. Тоже мало удовольствия из-за каких-то
чебачков на яру все время торчать. Но он их ловит, чтобы было что вялить,
когда лопасик поставим.
Закопал столбики, связал верхние жерди "бамбуком" - прочной суровой
ниткой. Егор тем временем своих чебаков порезал, засолил, сложил в ямку,
травой закрыл. Мы их завялим после того, как они хорошо просолятся.
Мне осталось только сверху накидать солодки. Тутошняя солодка
хороша - кустиста, ветвиста, листвы много. И солодку легче резать, не в
пример легче, чем тал. Мы мозоли кровавые вчера натерли, хотя у нас были