"Александр Стеклянников. "Баг" (логическое продолжение повести "Предназначение")" - читать интересную книгу автора

лица, как участковый инспектор? - спросил я.
- А нежеланием вовремя явиться для отметки в явочном листе и оставить
свою роспись.
Честное слово, он мне нравился. Я подал ему записку Фреда.
- Ладно, зайду в понедельник, - и он собрался уйти. Сосед повис на нем,
как клещ.
- Как же так! - лепетал он. - Здесь же убийством попахивает. Нет, не
уходите. Он меня прибьет.
Участковый посерьезнел и озабоченно посмотрел в мою сторону.
- Я зайду в понедельник. - повторил он в пространство.
Дядя Коля вытянул руки, медленно направился в мою сторону, вдруг резко
подскочил и попробовал схватить меня за горло. Мне окончательно надоело
быть человеком спокойным, рассудительным, разумным. Я взял его за одежду,
вытащил на кухню, запихал его голову под кран и открыл холодную воду.
Сосед орал неожиданным мощным басом раненого бронтозавра, а затем стал
царапаться. Я принялся бить его лицом о край раковины и почему-то считал
удары: "Раз, два, три, четыре, пять..!" На 20-ом ударе сосед замолчал,
поднял ко мне залитое кровью мокрое лицо и тихо сказал:
- Я понял, отпустите меня.
Пихнув его на середину кухни, я уставился в стену. Безграничная усталость
овладела мной. Дядя Коля медленно побрел к окну, оставляя на полу красные
пятна, и тут вдруг развернулся, собрался, и я почувствовал, что сейчас он
бросится на меня. Я достал из-за раковины тяжелый обрезок трубы и
выразительно помахал им в воздухе. Сосед все понял, забился в угол и
замер, изредка подрагивая.
Я вышел из кухни, ожидая увидеть как минимум направленное на меня дуло
пистолета и строгий взгляд. Я был уверен, что тюрьма мне обеспечена на
ближайшие 10 лет. Милиционер смеялся. Я не верил глазам.
- Понимаете, - говорил я, - я не вино...-
-Знаю, знаю; этот мужик всегда всех подозревает, зовет милицию, а потом
убегает из отделения. Идиот просто. - и опять засмеялся. - Круто ты его:
об раковину.
Я был поражен, потрясен: "Вы не считаете меня виновным!? - ком в горле
мешал говорить, слезы брызнули из глаз ручьем, я схватил его за руку, стал
ее неистово жать, а потом заключил его в объятия. Я рыдал как ребенок. Мне
верили, меня не винили ни в чем. Он, посмеиваясь, успокаивал меня:
- Ну-ну! Ты чего это! Да ну их всех, психов! Ладно, мне идти надо. Да ну
же, успокойся!
Мы вышли на улицу. Я, жмурясь, смотрел в небо, любуясь восхитительным
видом облаков, похожих на сахарную вату.
Я был счастлив наконец-то, объективно, безусловно, независимо от
обстоятельств. Ментяра пожелал мне удачи и ушел по делам. Я скрылся в
переулке. С тех пор я верю в чудеса.

* * *

Голова моя покатилась с плеч долой, свет померк, звезды сделали последнее
па и унеслись хороводом куда-то в бескрайнюю перспективу сходящихся линий
естества, а я остался. Вернее, на месте меня осталась в мире дыра,
пустота, незаполнимая брешь, в кою медленно засасывалось сущее, будучи не