Комментарии

В этом томе собраны произведения, которые А. Лиханов адресовал преимущественно читателю взрослому. Они написаны в 70-е годы и в начале 80-х. Время действия их различно: война, трудное послевоенное восстановление, наши дни. Но все они рождены и пронизаны чувствами, мыслями и стремлениями, которые характерны для творчества писателя в целом. "Что касается меня, — говорил А. Лиханов, — то и детская моя проза, и юношеская, и взрослая, и публицистика всегда на первое место выводили вопросы чести и совести. И "Чистые камушки", и «Лабиринт», и «Обман», и "Благие намерения", и «Голгофа», и "Высшая мера" — все они об этом" ("Низкий поклон тебе, вятская земля". — "Кировская правда", 1985, 13 сентября).

К формам «взрослой» литературы А. Лиханов обращался всегда. Появление менее чем за четыре года одна за другой трех разносюжетных, но внутренне тесно связанных между собой повестей «Голгофа», "Благие намерения" и "Высшая мера" дало повод некоторым критикам говорить об «отходе» автора от детской и юношеской литературы. Однако в контексте всего написанного А. Лихановым его очередное «возвращение» к взрослой аудитории естественно и закономерно.

Ряд лет писатель встречался с педагогами и воспитанниками детских домов, вникал в их жизнь, в их печали и радости, мучился их заботами, с болью размышлял о кризисных ситуациях современной семьи. По публицистическим выступлениям А. Лиханова второй половины 70-х — начала 80-х годов видно, что особенно тревожит писателя проблема сиротства — не столько даже физического, сколько все чаще встречающегося в наши дни сиротства духовного: при живых родителях, порой при полном и даже избыточном материальном благополучии. Нет, считает писатель, страшнее беды для юной души, чем лишиться тепла домашнего очага. Но не менее страшно жить под семейной крышей и не ощущать внутренней близости самых родных, незаменимых, единственных во всем свете людей: матери, отца.

Писатель много размышляет о причинах сиротства в наши мирные дни, о действенных путях борьбы за полноценное человеческое счастье. Эти раздумья объединяют повести «Голгофа», "Благие намерения" и "Высшая мера" в своего рода трилогию о том, как человек взрослый преодолевает сиротство детства и отрочества, и о том, сколь трагично не только для отдельного человека для всего общества — сиротство непреодоленное, вызванное не гибелью близких, а их душевным оскудением и отчуждением.

Сам А. Лиханов говорит об этом следующее:

"…и «Голгофа», и "Благие намерения", и "Высшая мера" — повести, где в центре внимания — обязательно дети, маленькие или уже подростки, неважно. Хочу подчеркнуть — в центре внимания, а не повествования. В центре повествования как раз там взрослые, так или иначе причастные к судьбам детей.

…Я написал три повести именно об этом — об ответственности взрослого человека за ребенка, и не только данного ему. Я написал три повести о том, что как бы ни жил человек, что бы он ни делал — благого или дурного, на него во все глаза глядит ребенок, человек, продолжающий нас.

Совесть или отсутствие оной я избрал мерилом нравственности. Речь идет и о душе, и о бездушии, важна, как говорил Пушкин, нравственная цель. Я к ней стремился.

…вообще же все три… вещи — в защиту ребенка, отрока, юноши, в защиту тех, кто младше нас, в защиту наших собственных детей, а значит, нашего будущего" ("Единый хлеб общих истин". Беседа писателя А. Лиханова с корреспондентом "Литературной России" Л. Лехтиной. — "Литературная Россия", 1982, 20 августа).

"В прежних произведениях (А. Лиханова. — И. М.) дети судили о поступках взрослых, — отмечал критик А. Адрианов, — теперь главным стал взгляд взрослого человека на детей, нуждающихся во внимании взрослого человека, чувствующего свой долг перед ними" ("Учит жить". — «Октябрь», 1980, № 11). Однако это изменение угла зрения отнюдь не мешает заинтересованному восприятию «взрослых» вещей писателя подростками. Библиотечная практика и обширная читательская почта писателя подтверждают, что «взрослая» проза А. Лиханова прочно вошла в круг отроческого и юношеского чтения.

П а в о д о к. — Впервые в журнале «Юность», 1972, № 7 и 8. Под заглавием "Дни в конце мая" повесть опубликована также в книге: Осенняя ярмарка. Повести и рассказы. Новосибирск, Западно-Сибирское книжное издательство, 1972.

Сюжетная острота, напряженность коллизий, максимализм нравственных установок привлекли внимание подростков к повести. В монографии "Воспитание творческого читателя" (М., «Просвещение», 1981) приводится оценка восьмиклассницы: "Самая захватывающая, острая, психологически интересная повесть — «Паводок». Она и по форме необычная. Здесь как бы следствие, разбирательство дела проводится на глазах читателя с включением его в действие следователя и в переживания каждого из героев… Главное узнаешь о людях так много, что начинаешь судить о них иначе: не по внешней форме, не по одежке, не по умению говорить, не по внешней широте взглядов, не по демонстративному размаху, рассчитанному на показ, а по поступкам. Нет, и не по поступкам только, а по ситуации и действиям личности в данной ситуации".

Анализируя написанные по «Паводку» сочинения учащихся 69-й московской школы, критик Л. Белая ("Приговор в школьных тетрадках". — "Литературное обозрение", 1973, № 2) обратила внимание на то, что старшеклассников прежде всего увлек предметный разговор о нравственности: "В остроконфликтной ситуации каждый из героев стоит перед проблемой выбора: какое принять решение, как поступить?"

Особенно активную эмоциональную реакцию вызвала у юных читателей фигура Кирьянова. "Можно сказать, — писала Лена Т., - что эта повесть о печальных поступках человека, не имеющего, не чувствующего доброты к людям. Чем выше стоит человек на служебной лестнице, тем большую ответственность, и моральную и юридическую, он должен нести, так как тем шире круг не только его прав, но и его обязанностей". "Безнаказанность породила в Кирьянове, сильном и умном человеке, подлеца", — резюмирует свои выводы Ирина Б. Вопросами: "Почему Кирьянов не поинтересовался, как оснащена партия? Почему не придал значения радиограммам? Почему он передоверил все другим? Разве он не знал, что Храбриков — жулик, а Цветкова — слабая и бездарная?" — задается Александр Б. И отвечает: "Потому что он презирал людей! Он был равнодушен, а это, может быть, самое тяжкое, хотя и неподсудное преступление".

Повесть переведена на узбекский, чешский и французский языки.

Г о л г о ф а. — Впервые в журнале «Знамя», 1979, кн. 8. Отдельное издание: Голгофа. Повесть. М., "Советский писатель", 1981. Вышла также в «Роман-газете», 1981, № 9.

Сюжет повести восходит к эпизоду, рассказанному в "Чистых камушках" (1967): по соседству с Михаськой и его родителями бедствует семья старушка Ивановна и двое ее маленьких внучек, Катька и Лизка, отец которых погиб в начале войны на границе, а мать, работница хлебозавода, стала жертвой несчастного случая, попав под колеса потерявшего управление грузовика.

Ивановна, ее внучки Катя, Лиза и старшая (отсутствующая в "Чистых камушках") Маша становятся персонажами «Голгофы». Но на переднем плане оказываются не они, а невольный виновник трагедии — шофер Алексей Пряхин, его больная совесть, его природная чистота и чуткость, его деятельная самоотверженность.

"Повесть многолинейна, многолюдна. Большинство героев выписаны памятно, но, конечно, особо волнующий след в сердце читателя оставляет Алексей Пряхин, — пишет М. Прилежаева. — Оптимизм драматической и даже трагической повести о человеческих судьбах в том, что веришь: беды не сломят Алексея Пряхина, а доброта, справедливость с ним всегда" (Дороги, дороги… М., "Молодая гвардия", 1980).

Критика обратила внимание на пафос повести, целительный и для растущей, формирующейся души: "Дети «Голгофы» мучительно прозревают: видят, чувствуют — сами израненные и измученные — боль израненного и измученного Пряхина. И мощно звучит светлая мелодия, знакомая и по предыдущим произведениям писателя: прошедшие военное лихолетье, познавшие зло и горе должны — во имя будущего — вынести из всего этого светлый опыт, светлый урок человечности" (А. К о м а р о в. Познай свою доброту. «Октябрь», 1982, № 2).

В 1986 году на студии «Мосфильм» режиссером Н. Стамбулой по «Голгофе» (сценарий А. Лиханова) снят фильм "Карусель на базарной площади".

Повесть переведена на болгарский, венгерский, чешский и словацкий языки.

Б л а г и е н а м е р е н и я. — Впервые в журнале «Знамя», 1980, кн. 7. Вошла в книгу: Благие намерения. Повести. М., "Молодая гвардия", 1981. Тогда же вышла в «Роман-газете» (1981, № 9).

В интервью "Литературной России" (1981, 7 января) А. Лиханов говорил: "…новая повесть "Благие намерения" — о молодой учительнице, о маленьких сиротах, которых ей довелось растить. Впрочем, это скорее повесть о важных категориях, из которых складывается наша нравственность, — о добре и зле, ответственности и безответственности, о мире детей и взрослых и о том, что нет, не благими намерениями вымощена дорога в ад, а лишь намерениями неисполненными". Объясняя свое обращение к названным проблемам, писатель отмечал: "…главным в этой повести стал взгляд взрослого человека на детей, лишенных родительской ласки и нуждающихся поэтому в особом внимании и заботе" ("Единый хлеб общих истин". — "Литературная Россия", 1982, 20 августа).

Характерны суждения педагога А. Захарова из города Дмитрова Московской области, считающего, что повесть "была "первой ласточкой" в советской художественной прозе, обращенной к теме современного детского дома, причинам, порождающим появление детей-сирот. "Именно поэтому так и взволновала нас тогда эта книга, — вспоминает А. Захаров, — гражданственно искренняя, смелая, а главное, точная, правдиво отобразившая наш нелегкий воспитательный труд" ("Высшее человеческое". — "Советская культура", 1985, 26 марта).

Особенные симпатии читателей — юных и взрослых — вызвал образ главной героини, молодой учительницы Надежды Георгиевны. "Разговор об одержимости делом, верности призванию — как он своевремен и важен сейчас, — писала С. Николаева. — Но область педагогики — особый случай, тонкая материя, и Лиханов утверждает своей повестью благородный максимализм учительского призвания, рисует жизненный образ идеального учителя" ("Высший дар доброты". — "Литературная газета", 1980, 24 декабря).

В 1983 году повесть "Благие намерения" удостоена Международной премии социалистических стран имени М. Горького.

Она переведена на латышский, немецкий и китайский языки.

В 1985 году режиссер А. Бенкендорф снял по сценарию А. Лиханова на студии имени А. Довженко фильм "Благие намерения", отмеченный призами Министерства просвещения СССР на Международном кинофестивале в Москве, Всесоюзного кинофестиваля в Минске, украинского кинофестиваля в Киеве и Международной организации кино и аудиовизуальных средств на кинофестивале в Испании.

В ы с ш а я м е р а. — Впервые в журнале «Знамя», 1982, кн. 4. Вошла в сборники: Повести. М., "Художественная литература", 1983; и Радости и печали. — «Роман-газета», 1984, № 6.

Сам автор определил жанр повести как "современную трагедию" ("Литературная Россия", 1982, 20 августа).

"Отойти от этой повести нелегко — слишком много ассоциаций она пробуждает, — писал прозаик Леонид Жуховицкий. — Что творится в наших душах, в наших семьях? Мы регистрируем число разводов, но всегда ли мы обеспокоены распадом человеческих отношений? А ведь внутреннее отчуждение и эгоизм порой горше и опасней формального разрыва" ("Смерть мотоциклиста", — "Литературное обозрение", 1983, № 4).

"Мыслимо ли добиться счастья, думая лишь о себе?

Нет, немыслимо! — отвечает всем своим строем, тоном и словом повесть Альберта Лиханова…

Тревожная повесть. Серьезная литература", — считает Виктор Астафьев ("Суд совести". — "Комсомольская правда", 1982, 8 июня).

"Трудную задачу, трудные вопросы задает автор читателю. Решать их непросто. Но решать надо" (Е. П у т и л о в а. "Высшая мера". — "Детская литература", 1983, № 4).

Повесть заставила еще раз задуматься о ценностях действительных, нетленных и — ложных, иллюзорных. "Союз эгоистов, казалось бы, прочнее союза добрых людей, — писал В. Ганичев. — Первые изымают хрупкие чувства, душевность, самопожертвование из своего основания и тем самым вроде бы не поддаются ударам житейских шипов. Но твердость равнодушия, цинизма и презрения ведет к саморазрушению и краху" ("Протяни руку…" "Литературная Россия", 1982, 6 августа).

"О "Высшей мере" спорят, — подытоживал свой анализ повести Л. Жуховицкий. — Одни хвалят за остроту и силу воздействия, другие ругают за мелодраматичность (это качество, которого не чуждались и классики, сегодня имеет дурную репутацию). Но пока критики спорят, повесть читается нарасхват. На мой взгляд, это закономерно. Потому что тема "Высшей меры" волнует не каждого пятого или третьего, а просто — каждого. Потому что на любой ее странице — тревога и боль" ("Литературное обозрение", 1983, № 4).

Повесть переведена на словацкий язык.

К а ж д ы й г о д в с е н т я б р е… — Впервые в журнале "Молодая гвардия", 1975, № 10. Включен в книгу: Каждый год, в сентябре… Рассказы. Б-ка «Огонек», 1976, № 42. М., «Правда».

С м е р т ь у ч и т е л я. — Впервые в журнале "Сельская молодежь", 1971, № 7 под названием "Шаг в сторону". Включен в книгу: Паводок. Повести и рассказы. М., «Современник», 1977.

О с е н н я я я р м а р к а. — Впервые в журнале «Смена», 1971, № 21. Рассказ вошел в книгу: Осенняя ярмарка. Повести и рассказы. Б-ка "Молодая проза Сибири". Новосибирск, Западно-Сибирское книжное издательство, 1972.

Игорь МОТЯШОВ